Настоящая Спарта. Без домыслов и наветов - Андрей Савельев

В ответ на спартанское презрение к распутству вся Аттика осыпала насмешками обычай спартанских девушек не носить ничего, кроме хитона с высоким боковым разрезом, открывавшим при ходьбе бедра. Даже сложилось устойчивое выражение «одеваться на дорический манер». Считается, что за пределами Спарты хитон был только домашней одеждой.

Плутарх склонен был объяснять участие женщин в жизни спартанского общества их воспитанием, а не правовым статусом. Хотя Плутархом и замечен независимый характер женщины в спартанском браке, он прибавлял к этому эротические фантазии о том, что в Спарте, якобы, практиковался тайный брак ради сохранения у супругов «пылкой любви»; о том, что пожилые мужья не препятствовали близким отношениям молодых жен с молодыми людьми, чтобы они могли «также вспахивать эту плодородную почву и бросать в нее семена красивых детей». И тому подобное.

Заметим, что Платон в своем идеальном государстве установил приемлемый для деторождения возраст мужчины – до 55 лет. Можно представить себе, что эта цифра была обоснована неким культурным стандартом, отделяющим зрелость от старости. До 60 лет спартанец оставался военнообязанным и мог в любой момент быть призван в строй и отправиться воевать. Старше этого возраста в Спарте было ничтожное число людей. Поэтому фантазия Плутарха – чистая выдумка.

Такая же выдумка Плутарха отнесена к Ликургу, который, якобы, требовал, чтобы все дети были общими. Эта фантазия также навеяна мысленным экспериментом Платона в области евгеники. В реальной Спарте у любого спартиата были родители, что выстраивало четкие наследственные отношения. Кроме того, культурный код сообщал спартанкам гордость за то, что они рождают воинов и наследников. И только если верить Плутарху, можно предположить, что Ликург хотел, чтобы граждане рождались не как попало, а «от самых честных людей». При этом, будто бы, Ликург боролся с «глупой ревностью», препятствующей этим людям «сообща заводить детей».

Тот же Плутарх в повествовании о Ликурге передает короткую притчу:

«Часто вспоминают, например, ответ спартанца Герада, жившего в очень давние времена, одному чужеземцу. Тот спросил, какое наказание несут у них прелюбодеи. “Чужеземец, у нас нет прелюбодеев”, – возразил Герад. “А если все-таки объявятся?” – не уступал собеседник. “Виновный даст в возмещение быка такой величины, что, вытянув шею из-за Тайгета, он напьется в Эвроте”. Чужеземец удивился и сказал: “Откуда же возьмется такой бык?” – “А откуда возьмется в Спарте прелюбодей?” – откликнулся, засмеявшись, Герад».

При возможных остатках формы группового брака, трудно представить, чтобы супружеская неверность и сексуальные отношения вне брака могли быть в Спарте освещены законом. Только в Спарте вступление в брак было обязательным и закрепленным законом. В Афинах, например, Солон не только отказался ввести такой закон, определив, что «женщина – мертвый груз на жизни мужчины», но также стал основателем первого публичного дома (550 г. до н. э.). В Афинах был широко распространен и даже поощряем гетеризм. Демосфен говорил, что уважающий себя грек должен держать при себе, помимо жены, гетеру – «для душевного комфорта». Перикл из-за связи с милетской гетерой Аспасией развелся со своей женой. Помимо Афин другим центром эллинской проституции был Коринф, где действовал богатейший храм Афродиты, широко практиковавший храмовую проституцию. Существовал даже союз храмовых проституток-«антивесталок».

Совсем другая атмосфера царила в Спарте. Ликруг, согласно Плутарху, ввел закон, по которому холостяку приходилось распевать публично позорную песню. Тех, кто медлил с браком, не допускали на гимнопедии. Подтверждает это также история с неженатым спартанским полководцем Деркилидом, которого юноша не почтил вставанием, да еще крикнул ему: «Ты не породил никого, кто потом уступит дорогу мне». Такое непочтительное поведение было встречено всеобщим одобрением.

Солон и Перикл.

Афины, без стеснения наполнившие город публичными домами, уличными проститутками и гетерами, не испытывали больших проблем с супружескими изменами. Фактически они были постоянными и санкционированными. Вместе с тем, измена, не связанная с проституцией, каралась достаточно сурово. Изменившей мужу женщине запрещалось посещать храмы и пользоваться украшениями, а при нарушении запрета она могла подвергнуться избиению. Сводники могли наказываться смертью. Плутарх приводит обычаи других городов, когда прелюбодеек публично выставляют на позорное место и снабжают позорными прозвищами.

Антиспартанские настроения, как видно из «Древних обычаев», возникли в период упадка Спарты, когда ее нравы подверглись разложению. Но до того в течение пяти веков спартанцы пользовались в Элладе доброй славой. В сочинении «Древние обычаи спартанцев» указано, что даже и в период упадка «одни лишь лакедемоняне благодаря тому, что в Спарте еще теплились слабые искры Ликурговых установлений, осмелились не принимать участия в военном предприятии македонян». Имеется в виду грабительский поход Александра Македонского в Малую Азию.

Еще один домысел о спартанцах связан с современной трактовкой: якобы, в сугубо мужских спартанских сообществах был широко распространен гомосексуализм. Домысел этот может быть обоснован тем, что подобное известно из более поздней истории. Скажем, среди японских самураев, лишенных всякого общения с женщинами, гомосексуализм практиковался и не осуждался. Но в Спарте подобных ограничений не было. Напротив, свобода женщин была беспрецедентна в сравнении с другими греческими государствами.

Современный интерпретатор приписывает Платону слова, якобы, сказанные непременно о Спарте:

«Горстка любящих и возлюбленных, сражавшихся плечом к плечу, могла победить целую армию. Для любовника было невозможно бросить оружие и бежать из рядов воинов на глазах у своего возлюбленного. Он предпочел бы тысячу раз умереть такому унижению… Самых трусливых воодушевлял Бог любви, и они становились равными любому смельчаку».

На самом деле читаем в «Пире» речь Федра:

«И если бы возможно было образовать из влюбленных и их возлюбленных государство или, например, войско, они управляли бы им наилучшим образом, избегая всего постыдного и соревнуясь друг с другом; а сражаясь вместе, такие люди даже и в малом числе побеждали бы, как говорится, любого противника: ведь покинуть строй или бросить оружие влюбленному легче при ком угодно, чем при любимом, и нередко он предпочитает смерть такому позору; а уж бросить возлюбленного на произвол судьбы или не помочь ему, когда он в опасности, – да разве найдется на свете такой трус, в которого сам Эрот не вдохнул бы доблесть, уподобив его прирожденному храбрецу? И если Гомер говорит, что некоторым героям отвагу внушает бог, то любящим дает ее не кто иной, как Эрот». И далее: «Ну, а умереть друг за друга готовы одни только любящие, причем не только мужчины, но и женщины».