Черный клевер - Елена Вернер

Лора до сих пор помнит, как собиралась с силами. Когда все было уже решено, и надо только – сказать. Когда перестилала постель и думала: «Вот, наверное, в последний раз…», когда готовила ужин, гадая, сколько еще раз ей выдастся пожарить картошку, прежде чем она осмелеет настолько, чтобы объявить. Жалела о кошке, которая больше любила Глеба и, наверно, осталась бы с ним после развода, милое и бестолковое существо, каждую ночь спавшее, вытянувшись длинной колбасой между их тел. Пушистая граница двух льдин. Лора продумала все, боясь сделать слишком больно и понимая, что боль ее ухода неизбежна. Как лучше – сказать или написать? Или, может быть, наговорить на диктофон? Нет, это будет подлость. Человек, худо-бедно проживший с ней пять лет, достоин видеть Лорины лицо и глаза, когда будет слушать о ее решении. Она должна вынести это, проглотить микстуру его гнева и ужаса.

И тот последний раз, когда она легла с Глебом в постель, – это вообще был последний ее любовный опыт. Нет, не любовный – сексуальный, само это слово «секс» подходит куда больше, англицизм, такой сухой, отстраненный, фактологический, без оттенков переживаний. Просто действие, просто акт. У них давно уже ничего не было, сперва Лора ссылалась на критические дни, потом на головную боль, затем на простуду. Но больше тянуть было нельзя. Или сказать и оборвать все, или… Глеб так долго готовил открытие нового магазинчика, и вот дата назначена – через неделю. Вытерпеть только неделю, уговаривала себя Лора. Она видела, как многозначительно подмигивает ей муж (какое старое, бессмысленное, жестокое слово «муж»!), как он снимает одежду и сообщает, что идет в душ. Лора достала из буфета бутылку виски, плеснула в стакан и выпила залпом. А потом разделась и пошла в ванную к Глебу. Он что-то шутил, намыливал ее тело, намыливал свое, и пена с приторным фруктовым запахом на минуту объединила их, вернула былое. Только на минуту, потом был холод коридора и комнаты, сухость простыней, под которыми хочется согреться и съежиться, а не предаваться утехам. Скажи, скажи сейчас – кричало ей все внутри. Она не сказала.

Все было обычно, обыденно, привычно. Иногда удавалось сосредоточиться на процессе, но вдруг Лорины глаза непрошено распахивались, и тогда комната обретала нарочито резкие очертания, до мельчайшей подробности. Вот кресло, вот плед, вот тройник с удлинителем, протянутый к телевизору… Скол на глиняном боку цветочного горшка. Лора закрывала глаза.

Глеб ничего не заметил. Он был радостен, что избавил тело от гнетущего ожидания разрядки. Когда все закончилось, он привлек Лору к себе и сказал, что любит. Обдирая губы ссадиной лжи, она прошептала тихо:

– Я тоже.

Когда он заснул, Лора выползла из-под одеяла, вернулась на кухню, прикрыв за собой дверь, и дала волю слезам стыда и ненависти к себе. Только бы дотерпеть еще неделю, не испортить его жизнь еще больше своим непрошенным уходом. Свести урон к минимуму. Не важно, что такой ценой. Если уж она виновата, что разлюбила, то вот пусть сама так и мучается – а он пусть поспит, поспит спокойно последние ночи их совместной жизни.

А потом стало гулко, пусто и все равно. Глеб открыл магазин, не зная, что дома началась ядерная зима, что и самого дома больше нет. Наконец Лора отвезла маленького Алешу погостить к бабушке, просто чтобы не травмировать ребенка семейной сценой.

И после ужина сказала.

Разговор вышел недолгий, потому что объяснять особо было нечего (претензий у нее не было, а оправдываться не имело смысла), но в середине его Глеб вышел и через пять минут вернулся с бутылкой водки, отполовиненной еще по пути из магазина и в подъезде. Лора удивилась больше, чем насторожилась – из-за проблем со здоровьем Глеб никогда не пил больше, чем кружку пива, и тогда моментально становился хмельным и веселеньким. Теперь же он пьянел на глазах.

– У тебя кто-то есть, так? – уточнил он тихо и грозно, когда Лора сделала паузу в описании того, как она видит дальнейшую их жизнь: совместные выходные с Алешей, каникулы по очереди, родительские дни по расписанию.

Лора попыталась улыбнуться:

– Нет, конечно. Тогда бы я сказала тебе, что ухожу к другому.

– Врешь, – оборвал ее Глеб. – Знаю я вашу сучью натуру! Кто он?

Лора похолодела. Внутри нее все то же вертлявое существо перестало нервно плясать и навострило уши.

– Глеб, нет у меня никого. Просто… Просто я тебя не люблю.

– Да?! А я? Меня ты спросила? Я-то тебя люблю. Тварь.

Он приподнялся и начал надвигаться на Лору. Невысокий, одного с нею роста, но плотный, Глеб переполнился внезапно такой темной силой, что заставил ее испугаться, чего никогда прежде не случалось. Он был мощнее нее, физически, и Лора отчетливо ощутила это. Подойдя вплотную, он крепко сжал ее локти. Лора попыталась высвободиться.

– Глеб. Пусти меня. Ты делаешь мне больно.

– А я хочу сделать тебе больно, – прошипел он.

Лора не узнавала в этом человеке своего мужа. Глаза его стали черными и мутными, не то от выпитого, не то от ярости. Стараясь не терять самообладания, Лора заговорила еще спокойнее:

– Глеб. Я знаю, тебе сейчас плохо. Мне тоже все это очень тяжело, поверь. Я долго думала, как все это сказать. Мы взрослые люди, и такое иногда случается. Ведь правда? Ничего страшного же не…

Он ударил ее наотмашь по лицу с такой силой, что голова дернулась в сторону. Все вокруг закачалось, и Лора осознала, что сидит у кухонной плиты на полу, силясь подняться. Во рту было солено, а в черепе шумно. Она никак не могла уяснить, поверить, что это Глеб ударил ее, и именно из-за его удара она оказалась на коленях. Сама вероятность этого была настолько дикой, что не могла быть правдой.

А Глеб уже кричал. Орал на нее, не выбирая выражений, брызгая слюной и осыпая оскорблениями настолько гнусными, что у Лоры слезы наворачивались на глаза. Он вопил, что всегда знал, что она спит с другими, что ему об этом говорила мать, которая с самого начала видела ее подлую продажную душонку. Что и Алешу она наверняка нагуляла, а его просто захомутала, как идиота. Лора содрогнулась, ей стало так страшно и гадко, что желание было лишь одно – бежать сломя голову, подальше отсюда. Если в глубине души у нее и были сомнения относительно правильности поступка, то в эту секунду они растаяли без следа. Но Глеб не давал уйти, он оттолкнул ее к креслу и вдруг – не может это быть правдой! – схватил нож, торчавший из подставки. Нож из того самого подарочного набора, что приволокла Ирина Анатольевна. Все стремительно превращалось в вязкий кошмар наяву.

– Господи, Глеб, что ты делаешь! – закричала Лора. И не стала дожидаться ответа, разумных слов все равно бы не нашлось. Толкнув в его сторону кресло – и откуда только нашлись силы, – она помчалась в коридор, всхлипывая. Стала открывать замки, путаясь в шпингалетах, ключах, бестолково дергая ручку, забыв, в какую сторону открывается дверь – и все время плечами и спиной ожидая удара, который окончит ее жизнь. Беги! Беги! – верещало все внутри.

Лифт стоял этажом ниже. Лора, перелетая через ступеньки, сбежала к нему и нажала кнопку. Умнее было бы бежать вниз и дальше, но она боялась, что подкашивающиеся ноги подведут ее, и она скатится кубарем и расшибется. Двери лифта открылись, она заскочила внутрь и принялась что было мочи долбить по кнопке «1». И в этот момент Глеб настиг ее, разжал уже закрывающиеся створки. Нож он держал в руке.