Вавилонские книги. Книга 1. Восхождение Сенлина - Джосайя Бэнкрофт

– Но где же твой диван?

– Ты на нем сидишь.

Он перешагнул через скамеечку и сел рядом с Марией. Та под ними чуть покачнулась, и оба схватились за клавиатуру на случай, если старая скамеечка не выдержит двоих.

Этого не случилось, они рассмеялись, и Мария сказала:

– Это очень удобный диван.

Сенлин откашлялся и нахмурился:

– Мария, я… мне трудно выражать определенные… искренние чувства. Я… – Он сглотнул ком в горле и покачал головой. Он не так собирался произнести эту речь. Она терпеливо ждала, и ему удалось собраться с мыслями. – Из-за тебя мне больше не удается спокойно читать книги. Когда тебя нет рядом, я просто гляжу на слова, пока они не скатываются со страницы мне на колени и не собираются там, как вода в луже. Вместо того чтобы читать, я сижу и вспоминаю часы, которые провел в твоем обществе, и эта история кажется мне более очаровательной, чем фантазии любого писаки. Я никогда в жизни не чувствовал себя одиноким, но ты меня этому научила. Когда тебя нет, я превращаюсь в хнычущее ничтожество. Я думал, что достаточно хорошо понимаю, как устроен мир. Но ты опять сделала его полным загадок. Это сбивает с толку, пугает и изумляет, и я хочу, чтобы так продолжалось. Мне нужны все твои тайны. И если бы я мог, я бы подарил тебе сотню пианино. Я бы…

Она остановила его, нежно положив руку ему на плечо. Она встала, и ее ладонь скользнула к его щеке. Он попытался подняться, но рухнул на клавиши, и пианино издало нестройную череду звуков. Мария поцеловала его, ногой отодвинув скамеечку. Он попытался встать с клавиш, но она снова его на них толкнула неистовым поцелуем.

Жители Исо, которые тем вечером проходили мимо домика директора школы, удивлялись: откуда он взял пианино и почему играет так плохо, так громко и так долго?

Он проснулся от порыва ледяного ветра. Клетка тихонько задребезжала; проволочные ячейки зазвенели, как бубен. Небо было темно-синим, а звездный свет окрасил башню в цвет ледника. Ночь выдалась настолько же безжалостно холодной, насколько жарким был день. До рассвета оставалось еще несколько часов.

Сенлин отлежал руку, и когда попытался ее сдвинуть, то понял, что во сне они с Эдит сплелись в объятиях. Ее щека прижалась к его груди; ее руки обхватили его. Ее густые черные волосы ветром занесло ему на подбородок и шею. Мучаясь угрызениями совести, он начал отползать в сторону.

Эдит либо не спала, либо пробудилась от его движения, потому что она быстро проговорила:

– Пожалуйста, не надо. Я замерзаю.

Ее голос звучал приглушенно. Ее дыхание согревало его грудь.

Сенлин остановился, и она снова к нему прижалась. Он чувствовал ее дрожь всем телом. Он как мог укрыл ее плечи самой широкой частью фрака.

– Через пару часов наступит утро. Постарайся снова уснуть.

К нему сон так и не вернулся. Он лежал в пурпурной тьме и размышлял. Он не мог помирить свои представления о башне с собственным опытом, и это его грызло. Он ввел в заблуждение учеников, когда взахлеб расхваливал башню, – это уж точно. Придется усложнить урок осенью, в новом учебном году. Он по-прежнему будет рассказывать о технологических достижениях башни и ее расплывчатой истории, но перестанет превозносить ее.

Что-то менялось в людях, когда они стояли в тени башни. Она подтачивала их человечность. Усиливала амбиции. Он не мог себе представить, зачем кому-то возвращаться в Салон после изгнания. Чтобы подвергнуться новым мучениям? Он этого не понимал. Неужто жизнь на Рынке действительно такая тяжелая? И все так ужасно разочарованы в себе, что не могут придумать лучшей цели в жизни, чем потратить ее на притворство? Он подумал о бедняге Пининге, приветливом олухе. Тот столько рассказывал о чудесах Салона. За миг до смерти он выглядел таким уверенным, довольным и счастливым. Но зачем притворяться, что любишь незнакомку? Зачем ухаживать за актрисой? Бессмыслица какая-то.

– Думаю, люди заплатили бы сотни шекелей за комнату с балконом, с которого открывался бы такой вид, – сказала Эдит, прерывая его мрачные размышления. – Как считаешь, диван тут поместится?

Сенлин улыбнулся:

– У меня есть вопрос, на который ты, конечно, не обязана отвечать, но это меня беспокоит, так что я чувствую себя вынужденным спросить…

– Не надо речей, Том. Просто задай свой вопрос, – перебила она, пусть и не грубо.

Он перевел дух:

– Почему ты столько раз возвращалась в Салон?

Она засмеялась и отвернулась:

– Я спрашиваю себя о том же. У меня нет хорошего оправдания. Просто есть что-то приятное, что-то утешительное в возможности стать частью чужой истории. Это странным образом расставляет все по местам и кажется важным. – Сенлин фыркнул в ответ, сдерживая смех, и она легонько ткнула его в ребра. – Не смейся. Я знаю, звучит глупо, но я смотрю на собственную жизнь и вижу только двусмысленность и путаницу. В ней ничего впечатляющего не происходит, по крайней мере не происходит внезапно. В реальной жизни ничего не случается быстро. Все лишь постепенно разрушается. Это сбивает с толку, расстраивает… и это скучно. Боже мой, как же это бывает скучно. Но есть Салон, и в нем все имеет смысл. Да, все просто. Да, все глупо. Но есть сюжет. Неделю назад я бы все отдала за жизнь, в которой есть сюжет. Теперь же я говорю: верните скуку. Дайте мне работу по дому, альманахи и девять часов мертвого сна без сновидений. Верните скуку!

Сенлин поразмыслил над сказанным:

– Полагаю, в этом есть смысл. Но я предпочитаю историю, которую ты рассказала о своем прошлом, банальной пьесе, из которой мы сбежали. Мне кажется, твоя жизнь интереснее.

– Значит, в моем рассказе были преувеличения.

Они помолчали, готовясь к очередному резкому порыву ветра. Сенлин стиснул зубы и зажмурился, ожидая, пока тот утихнет. Когда все опять успокоилось, Эдит продолжила, и ее голос сделался ниже:

– Я знаю, ты посреди собственного бардака. – Она снова уткнулась ему в грудь и продолжила: – Надеюсь, ты найдешь жену. Я правда надеюсь. Я думаю, ты сможешь. Если ты это переживешь, остальное будет легко. – Эдит остановилась, кашлянула, и Сенлин понял: она пытается не расплакаться. – Но у меня есть к тебе просьба. Я знаю, что не имею права просить и ты не обязан соглашаться…

– Не надо речей, – сказал он, пытаясь ее успокоить и удержать от срыва. – Просто попроси.

– Не бросай меня, пока все не закончится. Я смогу с этим справиться. Мне просто нужно немного поддержки.