Трагедия Зет - Эллери Квин

— Выходит, я получила правильный ответ из неправильного факта… — сказала я. — Но если последние десять лет Аарон Доу был не только «леворуким», но и «левоногим», возникает весьма примечательное противоречие.

— Вы только что доказали, — подбодрил меня мистер Лейн, — что убийца пользовался левой рукой, но это вполне соответствует Доу. В чем же противоречие?

Я дрожащими пальцами зажгла сигарету.

— Рассмотрим это под другим углом. Помните, я упомянула, что в пепле камина остался отпечаток правой ноги? Благодаря другим фактам нам известно, что кто-то жег что-то в камине, а потом затоптал пламя, что и объясняет наличие отпечатка. Но ведь затаптывание — и я выдеру волосы у каждого, кто будет это отрицать! — действие чисто машинальное.

— В каком смысле?

— Если вы хотите на что-то наступить, то делаете это ногой, которую используете в большинстве случаев… О, я признаю, что иногда «правоногий» находится в такой позе, что ему удобнее наступить на что-либо левой ногой, но это не подходит к нашей ситуации. Я говорила, что мы обнаружили отпечаток левого ботинка на коврике перед камином. Это означает, что сжигающий что-то в очаге мог пользоваться любой ногой без всяких неудобств. В таком случае он, безусловно, затоптал бы пламя той ногой, которой привык действовать. Тем не менее какой ногой он это сделал? Правой! Значит, он «правоногий» и, следовательно, «праворукий»!

Отец пробормотал что-то неразборчивое.

— И к какому же противоречию это вас приводит? — со вздохом спросил старый джентльмен.

— Вот к какому. Тот, кто орудовал ножом, делал это левой рукой, а тот, кто затоптал огонь в камине, — правша. Иными словами, выглядит так, словно в этом участвовали двое: левша, совершивший убийство, и правша, который сжег лист бумаги и наступил на него.

— Ну и какое же здесь противоречие, дорогая моя? — мягко осведомился старый джентльмен. — Вы же сами сказали, что в этом участвовали двое.

Я уставилась на него:

— Вы действительно имеете это в виду?

— Что именно? — усмехнулся он.

— Вы, конечно, шутите! Тогда позвольте мне продолжать. Как отражается этот вывод на Аароне Доу? Ну, какой бы ни была его роль, он явно не был тем, кто сжег бумагу и затоптал ее, так как он сделал бы последнее левой ногой, а не правой. Когда же именно сожгли бумагу? Блокнот на столе был новым — не хватало только двух листов. Смертельные раны сенатора Фосетта забрызгали кровью стол, за которым он сидел, но прямоугольный чистый участок в правом углу книги для записей был оставлен краем блокнота, лежавшего сверху. При этом верхний лист блокнота был чистым — кровь на нем отсутствовала. Как это могло произойти? Если этот лист был верхним во время убийства сенатора, он, безусловно, покрылся бы кровью, так как книга под ним была окровавлена. Значит, этот чистый лист не был верхним, когда кровь хлынула из ран сенатора. Наверху находился другой лист, который испачкался кровью и который вырвали из блокнота.

— Согласен.

— Пропажу одного из двух исчезнувших листов мы уже объяснили — он находился в конверте, адресованном Фанни Кайзер, и, очевидно, был использован самим Фосеттом перед убийством. Следовательно, лист, сожженный в камине, и был окровавленным листом, вырванным из блокнота. Но кровь могла попасть на него только после убийства. Таким образом, его сожгли и растоптали также после убийства. Кто же его сжег? Убийца? Но в таком случае, так как я доказала, что Доу не мог сжечь и растоптать бумагу, он также не может быть убийцей!

— Стойте, стойте! — воскликнул старый джентльмен. — Не так быстро, Пейшнс. Вы предполагаете, что убийца и человек, который растоптал бумагу, одно и то же лицо. Но можете ли вы это доказать? Такой способ существует.

— О боже! — простонал отец, тупо уставясь на свои ноги.

— Доказать? Конечно, могу! Предположим, убийца и тот, кто сжег бумагу, два разных человека. По словам доктора Булла, убийство произошло в двадцать минут одиннадцатого. Кармайкл дежурил снаружи дома от без четверти десять до половины одиннадцатого и видел только одного человека, входящего в дом и выходящего оттуда в течение этого промежутка. Более того, полиция обыскала дом и не нашла никого спрятавшегося там. Никто не покидал дом с того момента, как Кармайкл обнаружил тело, и до прибытия полиции. Никто не мог воспользоваться другим выходом, кроме того, за которым наблюдал Кармайкл, так как все остальные двери и окна были заперты изнутри…

Отец снова простонал.

— Это означает, мистер Лейн, что только один человек находился в комнате смерти, совершил убийство и сжег лист бумаги, растоптав его. Но Аарон Доу, как я доказала, был не в состоянии сделать последнее, — значит, он не может быть убийцей.

Ergo,[39]Аарон Доу так же невинен, как была я десять лет назад!

Я сделала паузу, чтобы перевести дух и услышать похвалу.

Мистер Лейн выглядел опечаленным.

— Теперь я понимаю, инспектор, каким бесполезным членом общества я стал. Вы произвели на свет истинного Холмса, лишив меня той малой функции, которую я выполнял в этом мире. Это был блестящий анализ, дорогая моя. Вы абсолютно правы — в том, что успели сделать.

— Господи! — воскликнул отец, вскочив на ноги. — Вы хотите сказать, что есть еще кое-что?

— Разумеется, инспектор, и притом крайне важное.

— Вы имеете в виду, — осведомилась я, — что я не сделала естественного вывода? Конечно, если Доу невиновен, значит, кто-то его оклеветал…

— Да?

— И этот человек — правша. Он воспользовался для убийства левой рукой, как сделал бы Доу, но потом машинально растоптал пепел от бумаги правой ногой, будучи правшой.

— Хм! Я имел в виду не совсем это. Вы упустили или не учли другие элементы, дорогая, которые позволяют сделать куда более далеко идущие выводы.

Отец беспомощно взмахнул руками.

— Да? — тупо спросила я.

Мистер Лейн на миг встретился со мной взглядом и улыбнулся:

— А может быть, вы их сделали?

Я теребила травинку, не зная, что сказать.

— Слушайте! — проворчал отец. — Я тоже не так уж глуп. Объясни-ка мне, Пэтти, как, черт возьми, ты можешь быть уверена, что тип, оставивший отпечаток левой ноги на коврике, был тем же, кто затоптал огонь? Признаю, что такое весьма вероятно, но, если ты не в состоянии доказать это, куда годится твоя хваленая теория?

— Объясните ему, Пейшнс, — мягко произнес мистер Лейн.

Я вздохнула:

— Бедный папа! Должно быть, у тебя в голове все смешалось. Разве я только что не доказала, что в этом участвовал всего один человек? Разве я не спросила Кармайкла, наступал ли он на коврик у камина, и он не ответил «нет»? И разве мы не узнали от мистера Хьюма, что отпечатки ног не мог оставить сенатор Фосетт? Тогда кто еще мог оставить след на коврике, кроме убийцы-сжигателя-растаптывателя?