Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн

Около 1812 года британский карикатурист Томас Роулендсон опубликовал порнографический рисунок под названием “Гарем”, изображавший сказочный мир, каким рисовалось это специфическое османское заведение в западном воображении. Роулендсон, родившийся в 1756 году, сам никогда не бывал в странах Леванта, а потому его рисунок отражал не реалии гарема, а скорее сложившуюся “репутацию” и воплощал на бумаге “мечту о беспредельных возможностях, которая одушевляет фантазии множества мужчин о Востоке”, как выразилась Рут Бернард Йизелл. На рисунке изображен мужчина в тюрбане, очевидно султан, перед которым двумя ярусами, уходящими до самого края рисунка и далее до бесконечности, выстроились обнаженные женщины, все как одна в соблазнительно-призывных позах.

Единственный одетый человек на этом кишащем телами рисунке – сам султан, сидящий на коврике под балдахином, с изящным резным кувшином и чашей под боком. На султане тюрбан и роскошный халат, и халат этот распахнут спереди, являя и зрителю, рассматривающему рисунок, и женщинам, изображенным на рисунке, возбужденный султанский член. Пенис султана почти напоминает “волшебный прут” – орудие, призванное помочь ему с выбором, разгадать сложную головоломку. А это поистине головоломка, ведь изображенные женщины до того похожи одна на другую, что, в трактовке Роулендсона, безграничное количество женщин в действительности отнюдь не предоставляет выбора. “Как будто альтернатива моногамии – это и в самом деле не ведающее предела удовлетворение; и тела́, и наслаждения умножаются до бесконечности в воображаемых гаремах”, – писала Йизелл о рисунке Роулендсона. Подобно гаремам Энгра, Моцарта и Байрона гарем Роулендсона – чистый вымысел, фантазия на тему эротической свободы, существующей где-то в чужих краях. Художник и не ожидал, что в его рисунке будут искать правду.

Но в известном узком переулке в Бангкоке, метрах в ста от одной из широких торговых улиц этого города, находится гарем другого рода, и уж он-то, несомненно, реален, все в нем происходит здесь и сейчас, и возможно тут абсолютно все. Неоновая вывеска у входа сообщает, что это массажный салон “Баловник”. Это одно из множества подобных заведений в Бангкоке, и хотя во времена Роулендсона ныне знаменитого торгового эротического центра не существовало, карикатурист идеально предвосхитил его устройство. Массажный салон “Баловник”, как можно узнать на многочисленных сайтах, предоставляющих информацию о нем, открыт ежедневно с трех часов дня до полуночи. Входя туда, мужчины попадают в нечто вроде фойе и смотрят оттуда на женщин, сидящих за чуть затемненным стеклом на расставленных ярусами деревянных скамейках, будто в круглом аквариуме для золотых рыбок. На женщинах прозрачные светлые одежды. Хотя некоторые из них юны и красивы, о большинстве этого не скажешь. Им видны мужчины, разглядывающие их, и они пытаются встретиться с ними взглядом, чтобы залучить клиента, – подобно описанным Райкотом девицам, принимающим “распутные позы”, чтобы завладеть вниманием “Великого Правителя”.

Менеджер заведения рассказывает посетителям, на какой услуге специализируется та или иная женщина. Он сообщает им, кто занимается оральным сексом, а кто обычным, и уговаривает клиентов брать сразу по две девушки, чтобы попробовать понемножку и того и другого и оказаться посередине своеобразного восточного “сэндвича”: одна девушка будет сверху, другая снизу, и обе – в мыльной пене с теплой водой. Какой бы выбор ни сделал клиент, его купают в ванне, затем делают небольшой массаж, а потом, после недолгих переговоров, ему позволяют так называемый счастливый конец, цена на которую зависит от выбранной разновидности.

Томас Роулендсон. “Гарем”. Ок. 1812.

Массажный салон “Баловник” – одно из множества подобных заведений в Бангкоке, оно не принадлежит к числу самых роскошных, богатых или популярных. Говорят, что больше других славится заведение “Посейдон”, расположенное по адресу Ратчадаписек-роуд, 209, где, как сообщается на веб-сайте салона, есть женщины трех категорий: аквариумные, дополнительные (те, что сидят за пределами “аквариума”) и модели, общение с которыми стоит от семидесяти до ста восьмидесяти долларов за полтора часа, причем чем красивее массажистка, тем выше цена, а счастливый конец оплачивается отдельно. Другие подобные заведения носят названия “У Цезаря”, “Мираж”, “Новая Клеопатра” и “Тайна Виктории”, и все они воплощают в жизнь фантазии Роулендсона. Это настоящие гаремы, доступные любому мужчине. В них можно запросто осуществить фантазии, которые много веков назад преследовали читателей Лодовико Вартемы и Пола Райкота, в них жизнь султана вывернута своего рода “демократической изнанкой” наружу.

Подобно океану эта река отправляет наши мысли вспять на почти неизмеримые расстояния, туда, где вечная мечта о Клеопатре, где великая память о солнце, золотом солнце фараонов.

Гюстав Флобер, “Флобер в Египте”

В 1850 году молодой Гюстав Флобер писал Луи Буйе, своему приятелю в Круассе (Нормандия), о том, как увидел Красное море в Коссейре (современном Кусейре) – египетском портовом городе, где караваны паломников-мусульман “садятся на корабли, идущие в Джидду, откуда всего три дня пути до Мекки”. Кусейр нельзя причислить к тем местам, что воспламеняли воображение Флобера, которое особенно легко воспламенялось в течение тех полутора лет, что он провел на Ближнем Востоке, в 1849–1851 годы. И все же он записал для Буйе, что заметил в толпе паломников “целый гарем под покрывалами, который застрекотал на нас, как стая сорок, когда мы проходили мимо”. А еще в Кусейре Флобер ненадолго погрузился в чувственные удовольствия. Он поплавал в Красном море и сообщил Буйе: “Это было одно из самых сладостных удовольствий в моей жизни, я скользил по водам моря, словно возлежа на множестве жидких женских грудей, которые ласкали мое тело”.

Флобер, наверное, не знал, что за два года до него на египетских берегах Красного моря останавливался другой европейский путешественник, Ричард Бёртон, и отплыл-таки оттуда в Аравию и Мекку, чтобы совершить путешествие, которое впоследствии принесло ему громкую славу. В каком-то смысле Бёртон был противоположностью Флобера. Он являл собой платоновский идеал неутомимого исследователя внешнего мира, искателя опасностей. Флобер по-своему тоже искал опасностей, но, если не считать его путешествия в Египет (и более поздней поездки в Ливию на несколько недель), он оставался домоседом и исследовал психологические и нравственные закоулки внутреннего мира человека, задавшись целью показать его жалкую слабость и смехотворность любых его предприятий. Если Бёртон всякий раз испытывал нетерпение, оказываясь на родине, в Англии, и вечно вынашивал планы очередной трудной экспедиции в Азию или Африку, то Флобер, сенсуалист в частной жизни и реалист в общественно-литературной, вполне довольствовался оседлым существованием на родине, во Франции, где жил вместе с матерью в сельском доме на берегу Сены и создавал шедевры французской словесности. Известно его высказывание: “Веди размеренную и упорядоченную жизнь, чтобы быть яростным и самобытным в творчестве”. Бёртон – британский солдат, выдающийся полиглот и, возможно, величайший исследователь-первооткрыватель XIX века – был прежде всего человеком дела, он прославился решительными и беспощадными поступками и выдающейся личной отвагой. В его жизни было столько же ярости, сколько упорядоченности в жизни Флобера, и, хотя литературный гений Бёртона несопоставим с флоберовским, он проявил себя талантливым, взыскательным и самобытным хроникером собственных приключений и бытописателем чужих краев.