Совсем другая жизнь - Владислав Куликов

— Журналисты часто преувеличивают, — небрежно произнес врач. — А почему вы спросили про Ветрова?

— Мне показалось, что я читал его, — неуверенно ответил человек, — может, это действительно были статьи… О чем еще он писал?..

— Свежих статей давно не было. Вот есть старый очерк, кстати, про Таджикистан.

— «Солдаты называют ее мамой», — прочитал заголовок Неизвестный.

Подзаголовок гласил: «Ее сына Родиона Ильина записали в предатели, хотя он был героем».

«Я про это знаю», — подумал Неизвестный. Это было в мае 1995 года.

* * *

Кишлак Баравии недалеко от Ванча. Под ним пограничники выставили пост боевого охранения. Несли службу на нем пареньки из ММГ, прибывшей в Таджикистан из Воркуты несколько месяцев назад на усиление.

В двухстах метрах — у дороги — поставили КРП, контрольный пункт, вид пограничного наряда. Четыре солдата должны были проверять все проезжающие машины.

На асфальт они выкатили валуны, расположив их в шахматном порядке. Ставить шлагбаум не стали: не из чего было. А вырыть окопы или поставить какую-то будку (а лучше дот) не успели.

В то время когда боевики переходили вброд речку Ванч, чтобы напасть на заставу, в ущелье Пшихарв добивали колонну, а в Москве, в песочно-желтом здании на Лубянке, начальник главного штаба ФПС стоял, склонившись над картой, через Баравни проезжали три старенькие «шестерки».

Рядовой Родион Ильин, который был самым молодым в составе наряда и потому выполнял всю работу, махнул рукой, давая сигнал остановиться.

Машины затормозили. Из них вылезли генерал Усмон, иорданец Хаттаб, еще несколько боевиков.

— Чего тебе надо? — угрожающим тоном спросил один из боевиков.

— Ваши документы. — Родиону было очень страшно, но парень не выдал своего волнения.

— Я маму твою трахал. — Боевик махнул рукой. — Какие тебе документы-макументы? Ты знаешь, кого остановил? Сейчас хрен у меня сосать будешь!

Бандиты окружили солдатиков.

— Ваши документы, — твердым голосом повторил Родион.

— Твою мать, да пошел ты, — бросил генерал Усмон, садясь в машину и тут же что-то добавил на таджикском.

Четыре девятнадцатилетних паренька-пограничника даже опомниться не успели, как у них отобрали автоматы. Солдат избили, затолкали в машину и увезли на Ванч.

На посту спохватились лишь через несколько часов. Но шум решили не поднимать, понимая: сами виноваты.

Через три дня Любовь Ильина — мама Родиона — получила телеграмму: «Местонахождение вашего сына неизвестно…» А вскоре пришла еще одна весточка от пограничников: «Ваш сын самовольно оставил часть с оружием в руках. Если вам что-то станет о нем известно, сообщите». В это же время военная прокуратура возбудила против пропавших солдат уголовное дело по трем статьям. Все было просто и логично: пропали — значит, дезертиры.

Милиция заявилась к Любови Владимировне и провела демонстративный обыск, показывая, что ищут дезертира. Уходя, стражи порядка предупредили: «Как появится, сразу веди к нам, нечего беглецов укрывать». Любовь Владимировна проплакала всю ночь.

А Родиона и его товарищей в это время пытали боевики. Били. Посыпали раны солью. Закапывали по горло в землю. В перерывах между пытками предлагали девятнадцатилетним солдатикам перейти на свою сторону. Но поразительно — вчерашние «салаги» проявляли в плену невиданную стойкость. Ведь прекратить мучения было легко: стоило согласиться принять «истинную веру» и встать в ряды воинов ислама. Это только в кино просто делать выбор между предательством и смертью…

— Сними крестик с груди, стань нашим братом, — предлагали Родиону бородатые боевики.

Этот крестик Родик вылил сам и не расставался с ним никогда. За что парню нередко попадало от мамы — члена КПСС со стажем в четверть века.

Даже в плену Родик не снимал литой крестик с груди…

— Родик, Родичка, — плакала женщина над фотографией сына.

На следующий день она пошла обивать военные и государственные пороги.

— Поезжай в Таджикистан. Найди себе боевика, стань его любовницей, и он быстро поможет найти сына. — Вальяжный полковник из комиссии по розыску военнопленных, самодовольно улыбаясь, посмотрел на Любовь Ильину. — А за так кто будет искать, я, что ли? У меня по Чечне дел во скока!

Он провел ладонью по шее.

— Надо еще разобраться, как ваш сын попал в плен, — строго посмотрел на невысокую хрупкую женщину следователь военной прокуратуры. — Если в бессознательном состоянии — это одно дело, а если пошел своими ногами — это другое…

Она так ничего и не добилась от государственных мужей. А потому заложила свою квартиру и сама поехала разыскивать своего единственного ребенка в далекий Таджикистан.

Но опоздала. Совсем немного.

Когда «борцы за истинную веру» убедились, что нельзя сломить дух российского паренька, они решили отрезать ему голову. Родиона скрутили и повалили на землю, опустив лицом вниз в специально выкопанную ямку…

Есть такое поверье — у врага надо отрезать голову, иначе он будет преследовать тебя всю жизнь…

Парень даже не мог шевельнуться — пальцы бандитов сжимали руки-ноги, словно тиски. Нож вошел в шею. Кожа зашуршала, словно разрываемая бумага. Клинок плавными распиливающими движениями пошел по живому человеческому мясу. Разрезал аорту, горло, уткнулся в шейные кости позвоночника.

Родион захрипел и задергался. Кровь волнами стала выливаться из шеи вниз — в ямку. Боевики старались держаться чуть сверху и в стороне. Чтобы не запачкаться.

«Как барана резать», — подумал один из бандитов, державших пленника.

Тот, у кого был нож, с силой надавил на лезвие, чтобы разломать кости. Сталь клинка нащупала самое слабое место — хрящи, соединяющие позвонки, — и прошла последние сантиметры своего кровавого пути.

Довольный бандит схватил голову за волосы и поднял над собой.

— Аллах акбар! — неистово заорал он.

Его крик подхватили сотоварищи. В припадке радости они стали пинать обезглавленное тело.

Родиона вместе с товарищами похоронили в воронке от авиационной бомбы, едва присыпав землей.

Любовь Владимировна ничего этого не знала до поры до времени. Командование Коллективных миротворческих сил в Душанбе выдало Ильиной справку, что «такая-то ищет на территории Таджикистана своего сына. Просьба оказывать содействие». Дата, подпись. Все, на этом помощь российских властей закончилась. А таджикские здесь были, в общем-то, ни при чем.

Десять месяцев Любовь Владимировна скиталась по Таджикистану. За это время хорошо узнала многих командиров как с той, так и с другой стороны. Несколько недель она работала уборщицей в генеральской столовой на базе. Потом жила в лагере боевиков. Затем снова у наших. Потом опять у боевиков, пока не нашла «добрую душу», согласную за четыре тысячи долларов показать матери могилу сына. Учитывая, что кроме Родика там лежали еще трое солдат, получилось по тысяче долларов за каждого. Недорого, по меркам боевиков. Посредник указал место — квадрат сто на сто метров. «Ищите здесь, но забрать тело можно только ночью», — предупредил он. Пограничники выделили Ильиной грузовик и двух солдат. «На дело» они поехали ночью, как и обещали. Что было дальше, Любовь Владимировна помнит отрывками. Ночь, грязь, она стоит на краю воронки. На дне ямы лежат тела российских солдат. Голову Родички надо было искать отдельно. Любови Владимировне пришлось вновь обращаться к посреднику: «Ты же взял деньги, верни голову». Посредник ушел и вернулся с черепом. Женщина повезла голову сына в Москву в обычном плацкартном вагоне Душанбе — Москва, забитом сверх меры людьми, мешками с урюком и ящиками с товаром на продажу. Четверо суток она просидела с краешка: места прилечь не было.