Железный сокол Гардарики - Владимир Свержин

Опричники дружно заржали, сопровождая шутку государя жизнерадостным улюлюканьем.

Я шел, стараясь не обращать внимания на задиристые крики этой ряженой волчьей стаи. У меня в голове на экране внутреннего видения сгущался клубящийся мрак, сквозь который едва-едва проглядывало мечущееся пламя факела.

– Сейчас все от тебя зависит, – услышал я негромкий шепот оскалившегося вместе со всеми Штадена.

В этот миг изображение перед моим внутренним взором исчезло. Должно быть, Лис выключил связь. Во всяком случае, мне хотелось думать именно так.

Дойдя до государева места, я склонился в поклоне, ожидая дальнейших указаний самодержца.

– Слыхал, слыхал о тебе, – осушая кубок, проговорил Иоанн Васильевич. – Сказывали мне люди добрые. Выходит, ты злому разбойнику и татю Яшке Гернелю сродственник.

– Это так, – стараясь не обращать внимание на обидные слова и интонации, ответил я.

– Ты, бают, предо мною чист. Вины на тебе нет. А потому, во имя христолюбия, буду я к тебе милостив. Дам я тебе людишек да грамоту сыскную. Коли отыщешь дядю своего – награжу по-царски и златом, и шубою с плеча, и местом среди ближних своих. – Он обвел рукой собравшихся. – Ежели нет, на себя пеняй.

– Когда господу будет угодно – я найду его.

– Молодец, молодец. – Царь подозвал к себе кравчего. – А вот выпей-ка за то, чтоб господу угодно было.

Кравчий протянул мне двухпинтовую братину, полную вина.

– Пей, до дна пей! – В голосе царя звучала жесткая нотка. Я принял чашу и не торопясь осушил ее.

– А правду ли сказывают, – глядя на пустой сосуд, поинтересовался Иван Грозный, – что ты на кулаках боец из первых будешь?

– Я охранял принца Людвига Каринтийского и обучен сражаться как с оружием, так и без оного.

– Так ведь принц-то погиб, а ты вон жив?

– Он был сражен во время атаки турецким ядром. Подо мной в тот же миг была убита лошадь.

– Вон оно как. – Царь осушил еще один кубок. – Потешь нас умением своим. Да вон хоть Гераську Лихолета одолеешь?

Из-за стола поднялся чернец, статью похожий на медведя-гризли, и, оскалив щербатые зубы, двинулся ко мне. Кулаки силача вполне подходили для забивания свай в скальный грунт, и меня совсем не радовала перспектива свести с ними близкое знакомство. Поэтому, едва опричник приблизился, я без лишних реверансов ударил его носком сапога во внутреннюю часть бедра. Тело со стоном начало заваливаться вбок, однако не успел еще Гераська рухнуть на пол, как в грудь ему прилетел еще один удар. Он упал без движения. Пустой кубок царя с грохотом опустился на столешницу.

– Силантий, Карла! Скрутите-ка стервеца.

Новые противники были под стать первому. Но их тоже ожидала печальная участь. И если до этого момента штат опричной тысячи был полностью укомплектован, то теперь в нем появились две вакансии. На пару месяцев, а может, и больше.

– Да что ж ты вытворяешь, пес смердящий! – Порядком выпивший царь рванул из ножен турецкий кинжал и, вращая горящими, красными от злобы глазами, ринулся на меня.

Я перехватил руку государя у запястья и крутанулся на месте, используя захваченную конечность как рычаг. Иоанн Васильевич, сбив на пути еще двух вскочивших опричников, растянулся на столе. Я раздраженно воткнул в столешницу отобранное оружие.

– На государя руку поднял?! Смерти умышлял!!! – взорвалось единым ревом воинство, и на меня посыпались десятки ударов.

– В темницу! На кол его!

Чем ниже я нахожусь, тем глубже мои мысли.

Алиса (по мнению Льюиса Кэрролла)

Сотни маленьких серебряных колокольчиков раскачивались в моей голове, превращая ее в настоящую звонницу. Я дернулся, осознавая с неотвратимой определенностью, что все еще жив, и прикованные к стене запястья мучительно заныли. Впрочем, тяжело было сыскать ту часть тела, которая бы сейчас не отзывалась болью при малейшей попытке шевельнуться. Я застонал от бессилия, и потревоженные крысы, прогуливавшиеся у моих ног, на мгновение замерли, оценивая обстановку.

В незапамятные времена великий мастер боевых искусств Ю Сен Чу утверждал, что человека не может атаковать одновременно более восьми противников. Остальные желающие попросту не имеют возможности дотянуться до жертвы. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь я искренне порадуюсь этому обстоятельству. Выставь царь против меня пять-шесть кромешников, я влетел бы в царствие небесное, как мяч в сетку ворот. Но поскольку количество участников избиения измерялось десятками, то вся эта яростная свора отчаянно мешала друг другу наносить точные удары. Хотя и того, что попало в цель, оказалось более чем достаточно.

«Господи, – думал я, вися на цепях, как Прометей, прикованный к скале. – Какая нелегкая дернула Баренса затевать весь этот балаган с бегством и похищением короны?!» Как вообще мог настоящий джентльмен (а именно таковым я его числил) покуситься на святое – символ королевской или, скажем, царской власти! У нас бы в Англии… Стоп!

События недалекого прошлого стали у меня перед глазами. Это могло показаться дежа-вю, когда б не было историческим фактом. Нечто подобное происходило именно со мной и именно в Англии. Я вспомнил призрак обезглавленной королевы Анны Болейн, выносящий из сокровищницы Тауэра священный золотой венец, и охваченную ужасом стражу. По сути, то же самое случилось здесь. Невесть откуда взявшийся тролль, шапка Мономаха… Похоже, дорогой мой дядюшка решил сыграть в шарады. И теперь, от души веселясь, подбрасывает ключи, заставляя искать замок. Я еще раз проверил все звенья цепи событий: похищение венца – калька с нашего Тауэрского дела; Рене Декарт – может ли что-нибудь значить именно его личность? Почему он, а не, к примеру, Агриппа – тоже известный мастер клинка? Возможно, дело в знаменитом декартовском принципе: «Подвергай сомнению»? Хотелось бы знать что! Если предположить сам факт исчезновения и похищения венца – что это нам даст? Пока ничего. А подчеркнутая фраза – возможно, это намек на оказываемую поддержку Рюрику? Так сказать, Баренс является тем геометром, который дает возможность слабому одолеть сильного? Но с чего бы вдруг такой опытный «стаци», как Джордж Баренс, начал решать, кому находиться ошуюю Господа, кому – одесную.

– Капитан, а чего это у тебя так темно? – прорезался в голове, увы, до боли родной голос Лиса.

В первый миг я даже не нашелся, что ответить.

– Должно быть, потому, что я не могу переключить связь на картинку, – в конце концов отозвался я. – Но если тебя это утешит, здесь и при свете смотреть не на что.

– Н-не понял. – В разухабистом голосе моего напарника сквозила тревога. – Ты уже куда-то вляпался?

– Не без того.

– Блин горелый! Дитя малое! Ни на минуту оставить нельзя!

– Кто бы говорил, – возмутился я. – Последний раз, когда я тебя видел, ты отбивался от какого-то монстра, лохматой помеси паука с осьминогом.