Озеро тьмы - Рут Ренделл

Она никогда не узнает, чего ему стоило произнести эти слова:

— Линдси может спать здесь. Или мы поставим кроватку в нашей комнате.

— Милый, даже не знаю, как тебе объяснить… Разве ты не понимаешь, что было бы неправильно нам троим жить в такой тесноте? — Трудно сказать, покраснела ли Франческа, поскольку с ее щек никогда не сходил румянец. — Она… Она увидит нас вместе в постели…

— Теперь она видит тебя с Расселом.

— Он — ее отец. Я не могу забрать маленькую дочь у отца, отнять у нее дом и собственную комнату и привезти сюда, где она будет вынуждена спать в гостиной, на кушетке или что-то в этом роде. — Губы женщины дрожали. Но когда Урбан обнял ее, она положила голову ему на плечо и прижалась всем телом. — О, Мартин, разве ты не понимаешь?

— Пытаюсь, дорогая. Но какая у нас альтернатива? Больше негде.

Его гордость была уязвлена тем, что Франческа отвергла его дом, и он подумал о той маленькой будке, в которой она жила. После ее ухода Мартин почувствовал, что злится на нее. Неужели Франческа рассчитывает, что он бросит квартиру, которую так любит, и купит дом или что-то еще, чтобы устроить ребенка, которого она родила от другого мужчины? Эту мысль тут же сменила другая: ведь речь идет о Франческе, о его любимой. Они найдут выход, можно не сомневаться. Когда она скажет Расселу, что хочет развестись, то, возможно, тот уедет сам. Разве не так обычно поступают мужья? Мартин подумал, что вполне мог бы заставить себя пару дней в неделю жить в доме на Фортис-Грин-стрит.

В Фрерн-Барнет он приехал в назначенное время, в понедельник, в восемь вечера. Квартира оказалась именно такой, как описывала Кэролайн, с голыми дощатыми полами в пятнах и стенами, на которых были видны следы от плакатов и картин предыдущих жильцов. Обставлена она была мебелью из прессованных опилок и пластика, что продается в «Вулворте», а также из смолистой сосны, которая вышла из моды еще до Первой мировой войны. Гибсоны угостили его «Нескафе» и все время повторяли, что очень удивляются его молодости. Сара Гибсон была бледной и довольно крупной женщиной, лицом похожая на Элизабет Барретт Браунинг[38], а ее муж, светловолосый и стройный, напоминал гвардейского офицера, хотя на самом деле оказался санитаром с жалованьем тридцать семь фунтов в неделю.

Когда Мартин сказал — ему было очень нелегко, и он даже стал заикаться, — что собирается дать им денег на покупку квартиры, они упорно отказывались в это верить.

— Но почему? — повторяла Сара Гибсон. — Вы нас не знаете. Почему вы даете нам деньги?

Мартин ответил, что на него «свалилось» богатство, что было истинной правдой. Он объяснил свои мотивы. Даже описал, как отреагировали мисс Уотсон и мистер Дипден. Он хочет найти молодую супружескую пару, сказал он.

— Ладно, с вами все понятно, а как насчет нас? Мы всю жизнь будем у вас в долгу. Будем вроде как привязаны к вам. В любом случае вы должны хотеть что-то взамен.

Урбан ощутил полную беспомощность. Он не знал, что еще сказать, и уже жалел, что пришел. Ричард Гибсон наконец решился.

— Если вы действительно не шутите, мы возьмем у вас в долг. Я хочу сказать, что мы оба учителя, но пока не можем найти работу по специальности. Возьмем у вас в долг, а когда найдем достойную работу, то начнем выплачивать эти деньги, как ипотеку.

Намерения Мартина были совсем другими, но Гибсоны соглашались только на это. Он сказал, что все детально обсудит со своим другом-адвокатом. Его друг, Эдриан Воучерч, составит договор беспроцентной ссуды, и через день или два Мартин свяжется с Гибсонами. Сара Гибсон во все глаза смотрела на него, растерянная и хмурая.

Ее муж, провожая Мартина, сказал:

— Честно говоря, я не рассчитываю, что мы еще увидимся. Понимаете, я вам не верю. Не могу.

— Время покажет, — ответил Мартин.

Он злился. Не столько на Гибсонов, сколько на весь мир, на общество, на так называемую цивилизованность, которой, должно быть, почти не осталось, если ты не можешь совершить бескорыстный поступок без того, чтобы тебя не приняли за сумасшедшего. Сара Гибсон считала его шизофреником — он понял это по ее взгляду. Мартин поехал по Норт-Серкулар-роуд, затем по Колни-Хатч-лейн, совсем близко от дома Франчески. Но ее там нет — сегодня понедельник, и она должна навестить Аннабел, так она сказала ему в субботу.

Как ему сейчас хотелось ее увидеть! Возможно, пришла пора рассказать ей о деньгах и о том, откуда они взялись, а если нет, то было бы здорово просто побыть с нею, просто поговорить. Он остро чувствовал то, чего никогда не испытывал до встречи с Франческой, — одиночество. Было уже почти девять часов. Почему бы не доехать до квартиры Аннабел на Фрогнале и не отвезти Франческу домой? Он не знал фамилию Аннабел, но ему был известен номер дома, в котором она жила. Мартин останавливался у ворот, прощаясь с Франческой после их второго свидания. Не рассердится ли она? Вряд ли. Она же познакомилась с Норманом Тремлеттом у него дома, а теперь пора ему знакомиться с ее подругами.

Несмотря на все эти убедительные аргументы, Мартина не покидало чувство тревоги, пока он ехал по Хэмпстед-лейн. Аннабел знает о его существовании, убеждал он себя, даже Рассел знает. Он не делает ничего незаконного или неприличного. Просто заглядывает к подруге женщины, которая станет его женой. Все молодые люди в Лондоне так поступают. Он миновал пруд Уайтстон и выехал на Бранч-Хилл. Бурая земля Джаджес-уок была покрыта пятнами нерастаявшего снега. В воздухе висел туман, похожий на влажный и холодный пар от дыхания. Мартин остановил машину на обочине в самом начале Фрогнала и перешел дорогу. Как только они с Франческой окажутся вдвоем, он скажет ей, что намерен продать квартиру и купить дом для них троих. А пока не согласится ли она жить с ним на Кромвелл-корт?

Дом, у которого Мартин останавливался в тот ноябрьский вечер, был большим, как особняк, — с палисадником, в котором росли кусты с опавшими листьями и маленькие серые альпийские растения, свисавшие со ступенек и краев каменных ваз. Похоже, дом был разделен на три квартиры, и Мартин был застигнут врасплох тем, что на табличках не оказалось фамилий, только номера рядом с кнопками звонков. В тот раз он почти не обратил внимания на дом, но теперь смотрел на бурые кирпичи и фахверковые балки, на красный гонт[39] и красную черепицу, на бесчисленные окна с обычными стеклами и витражами и удивлялся, как одинокая молодая девушка, подруга и ровесница Франчески, могла позволить себе жить в таком месте. Затем — поскольку верхний этаж казался самым маленьким и наименее роскошным — он нажал кнопку верхнего звонка.

Приблизительно через минуту дверь открыла женщина. Приятная блондинка лет сорока, очень хорошо одетая, но в пушистых шлепанцах на ногах. Мартин извинился за беспокойство. Не знает ли она, в какой квартире живет девушка по имени Аннабел? Он заехал за своей невестой, подругой девушки. Мартин немного лукавил, называя чужую жену своей невестой, но так выглядело солиднее.