"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

Залетаю в кабинет Мартынова и вижу откровенное охреневание начальства! Ради одного этого стоило так бежать!

— Товарищ майор, скажите, а мы алмазы уже добываем в Якутии?

— К-ка-какие алмазы?

— Вспомнил я, товарищ майор! В Якутии было открыто наличие алмазов. А еще в Архангельской области, в Приморском и Мезенском районах! Вот!

Мартынов посмотрел на меня, потом от души матюгнулся:

— Твою мать! Специалисты! Про что только не спрашивали, а про такое ни один чудак на букву «М» не сообразил! Садись! И молчи!

После этого он поднял трубку телефона, минутку подождал и произнес:

— Товарищ нарком, майор Мартынов. От Стасова поступила важная информация, прошу срочно принять нас. Слушаюсь, товарищ нарком! — и уже мне: — Пошли, быстро!

У Берия мы задержались ненадолго. Едва вникнув в суть дела, он сразу отправил нас в знакомый подвал, куда через полчаса примчались «мозговеды» и еще какие-то взъерошенные дяди и тети. И опять — «ваши веки наливаются»…

Уже три дня меня пытают врачи со следователями. Блин, сами-то спят нормально, а я из камеры почти не вылезаю. Решили на второй круг пройтись по моим знаниям полезных ископаемых. А какие у меня знания? Да никакие! Но ведь тянут и тянут, когда же вытянут-то? Надоело, и устал от всего этого. А ничего не поделаешь. Мартынов, когда заходил на второй день, довольный был! И чему радуется? Лучше бы меня отсюда забрал, гад! И ведь понимаю, что так нужно, а «дерьмо» кипит! И ничего с собой поделать не могу! О, опять замок щелкает, и вот он, легок на помине! Товарищ майор, собственной персоной. Только счастья на лице нет, скорее наоборот.

— Александр Николаевич, что случилось? — От взгляда Мартынова, который он на меня бросил, мне аж не по себе стало.

— Случилось, Андрей, случилось. Пошли, хватит отдыхать. В кабинете расскажу.

Быстро поднялись в кабинет майора, где он меня и огорошил новостями:

— На, читай, — и протянул мне небольшой листок.

Оперативное донесение. Прочитав его, я, не веря своим глазам, уставился на Мартынова, потом опять в листок. Но такого не должно было быть! Как же так? А что дальше-то будет?! В донесении скупым канцелярским языком было сообщено, что в ночь на 26 октября в результате налета немецкой авиации на Ленинград погибли: генерал армии Жуков Г.К., секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского областного и городского Комитетов ВКП(б) Жданов А.А., генерал-лейтенант Хозин М.С. и еще двадцать имен.

— Это еще не все, Андрей. Вот еще «радость». — С этими словами Мартынов бросил передо мной еще листок. Из текста следовало, что в результате действий диверсионной группы немцев тяжело ранен командующий Южным фронтом генерал-полковник Черевиченко Я.Т., погибли начальник штаба ЮФ генерал-майор Антонов А.И. и еще десять командиров, сорок три красноармейца и семь сотрудников НКВД. Нападение производила группа из тридцати двух человек. Двадцать девять нападавших уничтожены, троих тяжелораненых взяли в плен.

Я сидел, как пришибленный. Ни хрена себе, помог своим! «Все расскажу, всем помогу!» Вот она, помощь в реале! Не будь меня, война шла бы своим чередом. А теперь? Жукова больше нет. Нет еще нескольких первоклассных военных. Нет Жданова. Допомогался, урод! Кто мне вообще сказал, что информация от меня принесет благо стране и поможет ей победить с меньшими жертвами?! Книги, прочитанные мной? Как сквозь вату, я слышал, что Мартынов мне что-то говорил, но ни самих слов, ни их смысла я не понимал. В какой-то момент я обнаружил себя в одиночестве, за столом в кабинете нашей группы, бессмысленно вертящим в руках свой пистолет. Может, шарахнуть себе в лоб, и все? Не будет никаких переживаний, никаких забот. Это же так просто, раз — и все! Дослав патрон, я поднес ТТ к лицу. С минуту поглядев в бездонное дуло, вдруг передернулся. А вот хренушки! Не стану я тварью, испугавшейся жизни, не стану! Что бы ни произошло, пройду свой путь до конца, как должно мужчине. Как хорошо, что никого из группы не было на месте! Опозорился бы до самого «не могу»! Окончательно придя в себя, я направился к командиру. Мартынов оказался на месте, что-то лихорадочно писал. Не отвлекаясь, махнул рукой, чтобы я садился. Минут через пять он закончил с писаниной и позвонил в канцелярию. Через несколько минут в дверь проскочил сержант-курьер с толстой тетрадью в руках, сделал в тетради какую-то запись, которую заверил Мартынов, и испарился, забрав писанину командира. Потянувшись до хруста в суставах, Александр Николаевич переключился на меня.

— Что-то случилось, о чем я еще не знаю? — с подозрением спросил он. — У меня и так голова кругом идет, а если ты еще что-то добавишь…

— Нет, Александр Николаевич. Ничего не случилось. Я узнать пришел. Чем дальше заниматься буду? В свете последних событий моя информированность по войне стремится к нулю. По политическим раскладам та же беда. Что касается экономики, оружия и медицины — из меня вытянули все, что только можно, да и то, что нельзя, тоже вытянули. Моя ценность как чистого аналитика не выдерживает никакой критики, она просто нулевая. Подумав обо всем этом, я и пришел к вам.

Мартынов спокойно глядел на меня и, казалось, не видел. Встав из-за стола, он прошелся по кабинету и, остановившись у окна, глядя на улицу, сказал:

— Лейтенант Стасов, мне понятны ваши сомнения. Пока идите к себе, в случае каких-либо изменений в вашей деятельности я вас поставлю в известность. Если вам все понятно, то вы свободны.

Ну что тут поделаешь? Ничего. И снова доносы, рапорты, донесения. А в голове, общим фоном, крутилась одна и та же мысль: «Что будет? Как же так?»

Через три дня после памятного разговора с Мартыновым мы с Зильберманом были снова направлены в Тулу. Если честно, то я очень этому удивился. На сегодняшний день, 30 октября, немцы здорово продвинулись в ее направлении. Бои шли в каких-то пятидесяти километрах от окраин города. Получается, либо я дурак, либо руководству стало параллельно до моей дальнейшей судьбы, или я опять чего-то не понимаю. Ну и хрен с ними, да здравствует — с нами. В этот раз добирались до Тулы немного дольше. Очень уж интенсивным было движение по дороге, да и немецкие «летуны» пошаливали. Пару раз пришлось в снег нырять от этих «баловников». Правда, наши «соколы» им быстро объясняли, что «здесь вам не тут», и фрицы быстро смывались. Один не успел и упал недалеко от дороги. Рвануло так, что ой-ой-ой! Хорошо, что мы далеко были, а то мало бы не показалось. Добравшись до места назначения, опять столкнулись с местными «церберами». Проверка была еще жестче, чем в прошлый раз. Столько нервов вымотали, садисты. Уже зайдя в цех при КБ, я все еще пыхтел, как закипающий чайник. А Зильберману хоть бы хны! Идет, лыбится да меня подкалывает, вражина. Встретил нас молодой парень, представившийся Ильей Носовым. Посмотрев наши удостоверения, он превратился в хлебосольного хозяина, хвастающегося перед гостями:

— Посмотрите, какие игрушки мы делаем! Правда, это опытные образцы, но, надеемся, скоро они станут массовыми.