Спецназ обиды не прощает - Евгений Костюченко

А в российскую тюрьму лучи туранбуранского просвещения не пробивались. Пока не пробивались.

Панин вспомнил, что однажды, году так в восемьдесят седьмом, видел у своих московских друзей-аналитиков диаграмму «Рост активности турецких спецслужб». Они еще посмеялись, вспомнив недавние времена, когда в списке противостоящих организаций турки казались забавной экзотикой и занимали свое заслуженное место сразу после Танзании и Туниса. Сейчас ему было не до смеха.

— Чтобы получить Муртазанова, они захватили прокурора, — сказал Панин. — Хорошо, хоть не министра.

— Кто? Просветители? — Сергеич отмахнулся. — Нет, они не могут пойти на такое. Ты думаешь, так легко брать заложников? Это же его вычислить надо, потом захватить, потом вывезти, потом еще перевозить с места на место, чтобы соседи не успели настучать. Это сколько народа надо задействовать, сколько адресов… А у чеченцев этот бизнес налажен. Я так думаю, что прокурора все-таки захватили чеченцы, а просветители с ними сторговались, и они вместо денег просят отдать своего земляка.

— Неувязочка получается, — сказал Панин. — Просветители-то у нас кто? Турки. А чеченцы не тюрко-язычный народ. Им нечему учиться в туранбуранских колледжах.

— Значит, просветители нашли какой-то другой подход. Может, заплатили чеченцам аванс.

— Да почему обязательно чеченцам? Очень удобно все на них валить, — сказал Панин. — Никаких концов не найти в этой Ичкерии, это понятно. Так, может, и нет никаких концов? Может, мы не там ищем? Налей-ка еще. Да не мне, ему…

— Продолжаем разговор, — Сергеич наполнил стаканчик пленного.

Этот стаканчик оказался лишним.

— Вай, алла… — сказал водитель, икая и внезапно бледнея.

Махсум едва успел дотащить его до сортира.

— Вот собака, — сказал он через пять минут. — Свинья. Отрубился. Весь в говне. Кто теперь его мыть будет?

— Морской закон, — развел руками Сергеич. — Последний убирает за всеми. Ты с ним беседовал, тебе и убирать.

— Проспится, свинья, сам помоется, — Махсум захлопнул дверь.

— Жестоко, — сказал Панин.

— Нормально, — сказал Махсум. — Ты не видел, где заложников держат. Я видел. Вот такой комната, как туалет. Точно такой, даже меньше. Кладовка. Наручники на батарею. И сидит месяц, даже встать не может. Как собака, раком встанет, погуляет около батареи, опять на жопу сядет. Месяц так сидел, потом перекинули в другое место. А в селении как их держат, знаешь? В каждом дворе яма есть. Просто конкретно в яме сидит, ему сверху хлеб бросают. Это в старых домах. А новые дома когда делают, сразу подвал делают. Тогда можно весь год держать, никто не увидит. В маленьком доме маленький подвал, в большом доме большой подвал, можно сразу много заложников держать. Я сам видел. А ты говоришь «жестоко».

— Да я не про него, я про нас, — сказал Панин. — Нам-то куда ходить теперь? На крыльцо?

Лязгнул замок, заскрипел штурвал входных дверей, и Ковальский поднял ладонь над головой, требуя тишины. Допрос был прекращен очень вовремя, потому что наступила пора обеда. Или ужина? Здесь, в подземелье, легко было выпасть из привычного хода времени.

— Минара обижается, что я вас домой не привел, — говорил Фикрет, вытаскивая из сумки и расставляя на столе кастрюли, кастрюльки и кастрюлечки. — Нехорошо получается. Не хочешь днем, давай вечером пойдем, посидим, кебаб делать будем. Телефон есть, в Ленинград звонить будем.

— Кебаб дело хорошее, — сказал Панин. — Только нам пока нельзя выходить. Я не удивлюсь, если наши фотороботы уже висят на каждом углу. Отсюда нельзя позвонить?

— Зачем нельзя? Попробуем, да.

— Попробуй, — сказал Панин. — Есть одна идея.

Фикрет отпер дверь с табличкой «комендант» и поднял трубку черного массивного телефона.

— Ну как?

— Молчит. Завтра сделаем, ничего. Поехали на телеграф. Там Мила, там в кабинку сядешь, спокойно поговоришь.

— Не сейчас. Может быть, ночью…

— И кому же это ты собрался звонить, — спросил Сергеич, открывая кастрюльки и принюхиваясь.

— Клейну.

— Так ведь он же враг номер один.

— Постой, постой, не сбивай, — Вадим поднял палец и зажмурился, пытаясь поймать какую-то идею. — Вспомнил. Те, которые нас в аэропорту встречали. Они ведь не должны были знать, кого мы везем. У них какая задача была? Просто приехали люди из Питера, их надо доставить туда, куда они скажут. Вот какая задача у них была. Так меня Клейн инструктировал. А они сразу — «клиента в одну машину, вас в другую…». Откуда они узнали, что мы привезли именно клиента?

— Точно. Что ж ты сразу не сообразил? — сказал Сергеич.

— Наверно, расслабился. Размечтался. Воспоминания и так далее. И потом, все-таки он вице-президентом назвался. На этом уровне он мог и знать о наших делах. Но тогда он и адрес мог знать — а он не знал. Вот ведь почему все у них сорвалось. Они знали о заложнике, но не знали адреса. Если бы мы доехали до адреса, им было бы гораздо сложнее отнять заложника, понимаешь?

— Нет, — сказал Сергеич. — Вот теперь я точно ничего не понимаю. Они захватили прокурора, чтобы получить Махсума. Мы им Махсума привезли. Почему они не могли спокойно отдать нам прокурора? Зачем им лишняя война? Неужели по мне не видно, что со мной будут хлопоты?

— На этот вопрос у меня есть два ответа, — сказал Панин. — Первое. Прокурора у них нет. Он мог сбежать. Мог умереть от разрыва сердца. Второй вариант такой — в этом размене участвуют слишком много заинтересованных сторон. Но так или иначе, отбить Махсума они могли у нас только в аэропорту. Нас в одну машину, его в другую. И все. Клейн этого как раз и боялся. Он никому не доверял, кроме нас. Он знал, что есть какая-то сволочь внутри холдинга! Все, Клейн оправдан. Можем ему звонить. А вот господина Азимова Руслана Назаровича, вице-президента, надо брать за яйца.

— Вице-президентские яйца меня не интересуют, — сказал Сергеич. — Меня интересуют вот эти зеленые шарики.

— Долма, — сказал Фикрет. — Голубцы знаешь? Вот точно такой, только не в капусте, а в виноградных листьях.

— Это съедобно? — засомневался Сергеич.

— Слушай, чего ждем? Наливай, — сказал Махсум. — Давай теперь мне допрос делай. Хороший допрос, слушай. Наливай, все расскажу.

— Эх, был бы телефон, — сказал Вадим. — Могли бы инициативу перехватить.

— Давай лучше по сто грамм перехватим, — сказал Сергеич.

— Ай, молодец! Хорошо сказал, — одобрительно кивнул Фикрет.

Один генерал наставлял молодых офицеров: «Ты выпей пол-литра, ну литр, ну два. Но напиваться-то зачем?»

А никто и не напивался. Потому что хоть они и пили водку стаканами, но стаканы были маленькие, пузатенькие, под чай. И Фикрет наполнял их строго до талии. Ровно на один добрый глоток. После третьего или четвертого тоста Панин вспомнил, что собирался звонить, но Фикрет расслабленно протянул: