Хроники Чёрной Земли, 1936 год (Мероприятие 2/11; Красноармеец) - Василий Павлович Щепетнёв

молчал. Поставил чайник на плиту. Выглянул из окна, кликнул Портоса, тот вбежал длинным путем в комнату, получил несколько сухариков, сгрыз их и пошел вновь в дозор. Роман походил, померил пол от стены к стене, то и дело подходя к чайнику и щупая его бок, как щупают лоб больного в горячке, потом сел на топчан.

— А сам ты что обо всем этом думаешь? — наконец, спросил он.

— Ничего.

— Ты не увиливай. Говори, раз приехал.

— Я просто не знаю. Понимаешь, порой встречаешь просто не знаешь что. Непонятное.

— Значит, встретил…

Роман опять подошел к чайнику. На этот раз он ладонь отдернул и даже подул на нее, потом разлил кипяток по кружкам — белым, эмалированным, засыпал кофе из большой двухсотграммовой банки, не спрашивая, бросил по три куска сахара.

— Давай попьем сначала. Пей, пей, голова нужна ясная, а ты, как я понял, спал ночью неважно.

Кофе я не хотел, но спорить не стал. Отпил, и действительно, почувствовал себя бодрее.

— Ты газетенку нашу знаешь, — полуутвердительно произнес он.

— Да, — не выражая своего отношения, ответил я.

— Средняя газетенка. Последнее время, так и совсем дрянь. Это я не потому говорю, что ушел из нее, не думай. Пришел я в туда случайно, ты знаешь, после очередной смены курса нашего «Коммунара». Надоела угодливость и псевдополитика хамелеонов. Поначалу интересно было. Загадочные явления, тайны, НЛО. Но потом понял, что гораздо загадочнее само существование этой газеты. Сколько раз она была на грани краха — то тираж не разойдется, то бумага подорожает, то еще что-нибудь в этом же роде — а и в огне не горели, и в воде не тонули. Дешевая бумага объявится, тираж купят оптом, дадут льготный кредит. Подписчиков у газеты мало, реклама — слезы, а вот перебивались. Не роскошествовали особо, но — жили.

А печатали полную ахинею. И требовали от меня того же, чем дальше, тем больше. Пару раз я проводил так называемые журналистские расследования. На Куршскую косу ездил, а второй раз так прямо в нашем городе. На свой страх и риск. И за свой счет, между прочим. Поездочка а Прибалтику стоила — о-го-го… Ладно, не о том я. Просто дело велось у нас непрофессионально. Читательские письма, что мы отбирали, были самые глупые и неправдоподобные, типа «я вчера говорил с инопланетянином из центра галактики, и у них там пиво дешевле, но больно разбавленное». А если писем не было, мы их сами сочиняли, не заботясь о качестве. И, тем не менее, жили. Знаешь, конкуренты пробовали выпускать газеты всерьез, приглашали специалистов, давали неплохой анализ событий, но прогорали быстро, слишком быстро. Так вот, я понял, что если наша газета живет, значит, это кому-нибудь нужно. Только — кому? Читателям? Нет, доходы от продажи расходов не покрывали. Тогда кому?

Что, собственно, делает наша газета? Создает шум. Шум, в котором правдивая информация тонет, забитая водопадом чуши. Любому здравомыслящему человеку после знакомства с «Астралом» становится ясно — никаких аномальных явлений не существует, все — сущая мура, выдуманная щелкоперами, прямое одурачивание публики. И отношение это он перенесет и на другие сообщения о подобном. Мы сеем неверие в необычное. Фабрикуем дезинформацию. Парадоксально, но факт: именно в этом состоит истинная задача нашей газеты выдавать дезу на-гора. Не уверен, что это осознал даже главный редактор. Для него «Астрал» — газета, которую он может делать так, как может. Минимум хлопот и постоянный доход. Народ глуп и любит лажу, потому писать нужно проще, доходчивее. И сам он, редактор и совладелец, верит только в деньги. Раз газета кормит, значит, правильной дорогой шагаем, товарищи!

Нами управляют незримо и умно. Предоставили режим наибольшего благоприятствования именно нашей газете, редактор, скорее всего, инстинктом это осознал и, опять же интуитивно, проводит ту политику, при которой к газете относятся благосклонно. Да, дешевая, да, желтая, да, бульварная, так цэ ж то, шо трэба, хлопцы!

— И поэтому ты ушел?

— Ну, нет. Куском хлеба не бросаются. Я вынужден был уйти. После того как опубликовал материалы о событиях на Куршской косе у конкурентов — для нашего «Астрала» статья получилась слишком серьезной, слишком академичной, — меня обвинили в том, что я нарушил должностные обязанности, передав написанное в чужие руки.

— И ты переквалифицировался в сторожа?

— Почему нет? На еду мне и Портосу хватает. Поработаю здесь, закончу книгу. Своего рада оплачиваемый творческий отпуск. Материал под боком. Если удастся рукопись продать, начну другую. Возможно, оно и к лучшему — что ушел. Не жалею. Текучка заедать стала. Здесь времени подумать хватает, поразмыслить. И знаешь, я отчетливо понял — происходит много непонятного. Куда больше, чем можно представить.

— Но наука…

— Дорогой, я ведь не против науки. Наоборот, за — всеми четырьмя руками. Но наука вправе говорить лишь о том, что она исследует, причем исследует серьезно. А кто у нас занимается аномальными явлениями? Какие ассигнования под это выделены? Где отчеты, труды, публикации? Ничего нет. Не спорю, может быть, кое-кто кое-где делает кое-что, лаборатория некробиологических структур, с ней я сталкивался в своих, с позволения сказать, расследованиях, та еще лавочка, но Большая Наука, академики, доценты с кандидатами знают об аномальных явлениях не больше рядового обывателя, читателя «Астрала». Знаешь, в свое время французская академия высмеяла сообщения о падении камней с неба. Не может быть, потому что и быть не может, суеверия невежественных людей. То же происходит и сейчас.

— Но почему?

— Не знаю. Надеюсь, из-за косности, консерватизма, отсутствия средств.

— Надеешься?

— Именно. Альтернатива — что исследования все-таки проводятся, но скрытно от общественности. А результаты настолько мрачны, что их обнародование могло бы вызвать хаос и панику.

— Эк ты загнул. Писатель, драматизируешь. Хаос и панику. У нас и без того хаоса — на весь мир хватит, можно трубопровод строить и гнать на запад. А мы живем, привыкли.

— Надеюсь, надеюсь… Только это ведь ты пришел сюда, это с тобой происходят странные и непонятные явления.

— Да не со мной…

— Не хочешь говорить, не говори.

— Может, все только кажется, мерещится.

— Типичный образчик мышления. Не верю, следовательно, не может быть. Современный интеллигентный, ты уж прости за бранное слово, человек скорее усомнится в собственном рассудке, чем допустит существование явлений, не одобренных наукой.

— Но неужели ты хочешь сказать, что существуют…

— Кто? Видишь, тебе даже сказать неловко, настолько въелись в тебя скепсис и неверие.

— Нет, я просто не знаю, как это обозвать.

— Никак. Или Нечто, неведомая сила. Проще для восприятие и звучит почти по научному.

— Ты не уходи от ответа