Весы - Дон Делилло

Освальд снова повернулся к писсуару и попросил разрешения пересечь черту.

— Я вот гляжу на твои бачки. На что я гляжу?

— На мои бачки.

— Волосы на бачках в полную длину не превышают чего?

— Одной восьмой дюйма.

Охранник потянул его за бачок большим и указательным пальцами, скрутив волосы для полноты ощущений. Освальд наклонил голову в ту же сторону, не столько чтобы облегчить боль, которая не была сильной, сколько чтобы показать, что он не намерен стоически терпеть в подобных обстоятельствах. Охранник отпустил волосы и стукнул его по голове запястьем.

Освальд попросил разрешения пересечь черту.

— Длина волос на макушке не превышает скольких дюймов?

— Максимум трех.

Он ждал, что охранник загребет его волосы в горсть.

— Ширинка брюк висит как, и что не делает, когда что?

— Ширинка брюк висит вертикально и не расходится, когда молния расстегнута.

Охранник потянулся и ухватил его за яйца.

— Знаю я таких.

— Так точно, сэр.

— Я чую таких за версту.

— Так точно, сэр.

— Таких, которые не умеют терпеть боль.

— Так точно, сэр.

— Сопля ты, а не морской пехотинец.

Какой-то заключенный подошел к другой белой черте и попросил разрешения пересечь ее. Охранник медленно обернулся. Отпустил причиндалы Освальда. Снова закапал дождь. Он отстегнул дубинку от ремня и подошел ко второму заключенному.

— Имя?

— Девятнадцатый.

— Ты что, не знаком с кодексом, Девятнадцатый?

— Я попросил разрешения пересечь черту.

— Ты не просил разрешения разговаривать, — охранник легонько двинул его по ребрам. — Заключенные обязаны молчать. В этой уборной мы соблюдаем международные правила военного времени. Это моя уборная. Никто не говорит, пока я не разрешу.

Он ударил заключенного дубинкой.

— Заключенные бегают молча. Они молча падают на пол, когда их бьют. Ты умеешь падать, Девятнадцатый?

Охранник стукнул его дважды, потом еще три раза посильнее, пока до Девятнадцатого наконец не дошло, что он должен упасть на пол. Он проделал это медленно, согнувшись в несколько осторожных приемов. Его правое плечо коснулось белой черты. Охранник пнул его ногой, так что тот перевернулся.

— В этой уборной мы соблюдаем принципы ночного передвижения. В чем состоит первый принцип ночного передвижения, Девятнадцатый?

— Бегать ночью лишь в случае экстренной необходимости.

Охранник взмахнул дубинкой, не дав себе труда нагнуться к заключенному, небрежно ударил слева, слегка задев его локоть. Замахиваясь, он не смотрел на жертву. Одна из особенностей местного стиля.

Охранник посмотрел на Освальда.

— Почему я его ударил?

— Он назвал принцип номер два.

Охранник взмахнул дубинкой и ударил Девятнадцатого по плечу.

— В этой уборной мы знаем руководство назубок, — сказал он скрюченному заключенному, повернувшись к нему спиной. — В этой уборной мы говорим только то, что есть в руководстве'. Мы убиваем тихо и неожиданно.

Освальду страшно хотелось в туалет.

— Во время атаки отдельно взятый морской пехотинец с винтовкой и чем приближается к врагу и уничтожает его?

— Со штыком, — ответил заключенный.

— Мощная штыковая атака, выполненная морскими пехотинцами, стремящимися применить холодное оружие, может что, что, что?

Человек на полу молчал. Он плотнее свернулся калачиком за секунду до того, как охранник отступил на полшага назад и широко замахнулся дубинкой. На сей раз он попал по колену. Освальд с нетерпением ждал, когда обратятся к нему.

Охранник посмотрел на Освальда, который моментально выпалил:

— Мощная штыковая атака, выполненная морскими пехотинцами, стремящимися применить холодное оружие, может вызвать ужас в рядах противника.

Охранник снова замахнулся дубинкой и ударил Девятнадцатого по руке. Освальду это доставило некоторое удовольствие. Охранник считал для себя обязательным глазеть в сторону, нанося удар.

Освальд почувствовал, что интерес охранника сместился в его сторону. Он был готов к вопросам.

— Принцип номер один.

— Вонзить лезвие во врага.

— Принцип номер два.

— Быть беспощадным, злым и стремительным во время атаки.

Охранник сделал полшага вперед, перехватил дубинку левой рукой и со всего размаху заехал Освальду по ключице. Тот искренне удивился. Казалось, что им удалось достичь взаимопонимания. Удар отбросил его на три шага и заставил упасть на одно колено. Он думал, что на сегодня уже получил свою порцию битья.

— Правильных ответов не существует, — заметил охранник, глядя в сторону.

Освальд поднялся на ноги, подошел к белой черте и уставился на писсуар. Он попросил разрешения пересечь черту.

— Нанося удар сплеча, необходимо сделать что?

— Первое: встать в защитную стойку.

— Затем что?

— Второе: шагнуть на пятнадцать дюймов левой ногой, оставив правую на месте.

Охранник замахнулся дубинкой и ударил его по руке. Его прошиб пот, так хотелось в туалет, он взмок и озяб.

— В этой уборной правильных ответов не бывает. Только самонадеянный идиот дает ответ, который считает правильным.

Охранник ткнул его в ребра толстым концом дубинки. Девятнадцатый все еще корчился на полу.

Охранник замахнулся дубинкой и вытянул Освальда по спине. Тогда какого черта приставать с вопросами? Освальд решил опорожнить мочевой пузырь. Из злости и в качестве компенсации. Моча стекала по ноге, и он чувствовал глубокое облегчение, освобождение, бодрость во всем теле и долгую жизнь впереди.

Охранник замахнулся дубинкой и ударил Освальда по шее сбоку.

Тот схватился за затылок, закрываясь. Последний удар странным образом лишил охранника терпения. Он по-прежнему смотрел в сторону, но уже иначе — рот открыт, в глазах слепое пятно, и Освальд понимал, что лишь слово отделяет его от тайного кровавого избиения — время от времени о подобном доносились слухи, без имен и подробностей.

Он глядел, как по полу растекается лужица, руки сложены на затылке. Ему нужна была секунда на размышление.

Он глубоко вдохнул и шагнул к белой черте. Посмотрел прямо перед собой и медленно опустил руки вдоль туловища. Ему казалось, что если он будет двигаться медленно и открыто и не подаст вида, что испуган, охранник его не тронет. Нужно принимать в расчет душевное состояние охранника. Они все здесь должны позаботиться о том, чтобы охранник добился своего. Освальд надеялся, что человек, скрючившийся на полу, понимает это так же хорошо. Он чувствовал, что этот человек отдает себе отчет в происходящем. Нужно дать мгновению улечься, чтобы оно вновь стало частью дождливой среды в Японии.