Пророк в своем Отечестве - Алексей Алексеевич Солоницын

к Федору Михайловичу и обер-прокурор Священного Синода Константин Петрович Победоносцев, посвятивший жизнь именно борьбе с такими людьми, как Баранников и ему подобные.

Достоевский изгоняет бесов

Шарж

Изучая подробности и обстоятельства малоизвестного даже литературоведам факта, который так ярко проливал свет на жизнь любимого писателя, в квартиру которого буквально ломилась страшная правда действительности, я узнал, что Баранников был молод, красив, умен – ну прямо Ставрогин из романа «Бесы»!

И вот я прочел в очередном томе фундаментального «Литературного наследства», предназначенного в основном для специалистов, изучающих литературу, главу «У Тихона» – ту самую, исключенную Катковым, которая по сути является краеугольным камнем, объясняющим и замысел романа «Бесы», и главную подробность характера центрального персонажа романа – Ставрогина.

Впечатление от прочитанного было такое, что я, потрясенный, чувствовал себя так, будто только что сам побывал в той комнате, где произошло страшное событие. Будто я воочию увидел, как к человеку по фамилии Ставрогин, наделенному не только изумительной по красоте внешностью, физической силой, умом и талантами, но одновременно столь же впечатляющими пороками, вышла навстречу девочка лет двенадцати – четырнадцати. До того она лежала на кровати в лихорадке, исхудавшая, с розовыми пятнами на щеках, с заострившимся носом, догорающая, как тонкая церковная свечка.

И вот Матреша встала с кровати, подошла к распахнутой двери в комнату, которую нанимал ее мучитель, уже несколько дней наблюдавший, как умирает его жертва.

«Она глядела на меня молча. В эти четыре или пять дней, в которые я с того времени ни разу не видал ее близко, действительно очень похудела. Лицо ее как бы высохло, и голова, наверно, была горяча.

Глаза стали большие и глядели на меня неподвижно, как бы с тупым любопытством, как мне показалось сначала. Я сидел в углу дивана, смотрел на нее и не трогался. И тут вдруг опять я почувствовал ненависть. Но очень скоро заметил, что она совсем меня не пугается, а, может быть, скорее в бреду. Но она и в бреду не была.

Она вдруг часто закивала на меня головой, как кивают, когда очень укоряют, и вдруг подняла на меня свой маленький кулачок и начала грозить им мне с места. Первое мгновение мне это движение показалось смешным, но дальше я не мог его вынести: я встал и подвинулся к ней. На ее лице было такое отчаяние, которое невозможно было видеть в лице ребенка. Она всё махала на меня своим кулачонком с угрозой и всё кивала, укоряя».

Так пишет как бы не сам Достоевский, а Николай Ставрогин в исповедальных листках, с которыми он приходит к старцу Тихону. Этот прием «отстранения», дающий возможность говорить от лица самого персонажа, а вроде бы не автора, используется Достоевским для того, чтобы читатель сам присутствовал при событии, которое он описывает. По крайней мере, именно так со мной и произошло.

Увидел я, как ради забавы или иного чувства, когда «человеку всё позволено, если Бога нет», Ставрогин зашел в комнату, где Матреша была одна. Как подошел к ней, начал ласкать, как бы играть, преодолел испуг девочки и совратил ее.

После случившегося Ставрогин испытал нешуточный страх, понимая, что ему грозит каторга, если Матреша расскажет, что произошло. Но она молчит, заболевает, истаивает в лихорадке. А тут еще выручает Ставрогина пришедшая кстати гувернантка его любовницы. И с гувернанткой у него тоже амуры. И хотя она ему безразлична, всё же «недурна», и потому Николай Всеволодович закрывает двери и тотчас забывает и о своих страхах, и о Матреше.

Многочисленные исследователи творчества Достоевского в один голос пишут о его удивительном умении проникнуть в психологию своих героев, дающем возможность создания глубоких и сложных характеров людей, которые населяют его произведения. Много пишут в последнее время о его пророчествах – особенно когда речь заходит о романе «Бесы».

Да, это действительно так: создание «пятерок», которые показаны в «Бесах», бессмысленные и жестокие убийства, кровью связывающие «подпольщиков», на полстолетия вперед предсказали результаты, которые декларировали «борцы за счастье народа». «Сто миллионов голов», которых не жалко, а даже необходимо снести ради «светлого будущего», как декларирует в романе некто Шигалев, действительно были снесены после Октября 1917 года.

И появление «бесов», подобных Петруше Верховенскому, способных взбаламутить не только губернский город, как показано в романе, но и целые страны, поразительно точно предсказано Достоевским. Но со времен Михаила Никифоровича Каткова и по сей день как-то вскользь говорится о главном преступлении персонажа романа – именно о том, что Ставрогин написал в «Листках», с которыми пришел к старцу Тихону.

Что же хотел показать Достоевский, делая героем человека, у которого прекрасные черты лица вдруг превращаются в маску, а благородные порывы – в преступления? Уж не порождение ли сатаны явилось перед читателем?

Современники Федора Михайловича вынесли писателю чудовищный приговор: мол, автор помешался, вошел в сумасшедший дом и не вышел оттуда. Персонажей он выдумал, таких на самом деле нет. Как писатель он закончился, можно поставить на нем крест. А в наше время пишут о «Бесах» как о романе гениальном, пророческом. В полном собрании сочинений опубликована, наконец, и глава «У Тихона».

Но опять происходит та же, что и раньше, «фигура умолчания» о Православии писателя, его пламенной вере, которая помогла ему, не страшась, броситься в бездну. Броситься и не разбиться, а выйти победителем и когда писался роман, и теперь, когда каждый может прочесть главу «У Тихона» и увидеть худенький кулачок, которым умирающая девочка Матреша грозит своему убийце. Да, написать такую главу под силу только гению, только православному человеку. Таким гением оказался русский писатель Федор Михайлович Достоевский.

Но вот что интересно. На Западе признают гениальность Достоевского, но за образцы его творчества берут как раз показанные им темные стороны человека, забывая, с каких позиций они даны и к каким последствиям ведут пагубные наклонности аристократов и их приспешников.

Поскольку в этом направлении сегодня движутся литература и искусство Европы, США, постольку и Достоевского пытаются подогнать, «приспособить» под свои теории те идеологи, которые нравственное падение выдают за норму, насаждая ее и ограждая законом.

Народ может протестовать, как во Франции, но всё равно закон об однополых браках принят в этой стране. И отвратительное, гнусное мужеложство объявлено нормой.

«А что вы хотите, – вразумляют нас, – природа именно так создала некоторых личностей, не мешайте им жить, как они желают».

Да, действительно бывают подобные отклонения. Но ведь таких людей общество избегало, даже изолировало. Да и они сами прятали свою извращенность, обуздывали страстишки. Сейчас же подавай им «парады» – они стали законодателями мод, – то есть нормой жизни.

Давно замечено, что романы Достоевского как бы вдруг становятся поразительно актуальными. То юноша, мечтающий стать Ротшильдом, оказывается суперсовременным («Подросток»);