Русская принцесса Монако - Наталья Нечаева

– Красота, – в глазах главного форбса России блеснули слезы. Он опустился на пол, наверное, оттуда любоваться мною было еще приятнее. – Иди сюда, Даш.

* * *

Готовая ко всему, но не на все, я опустилась рядом. Меж шкур светлел небольшой островок песка, желтого, тщательно промытого, аж сверкающего. От самих шкур песок отделяла низенькая оградка, сантиметров в двадцать высотой, собранная из цветных камушков, чем-то сцепленных меж собой. Свет, падающий откуда-то сбоку, освещал ровно пространство этой песочницы. Не выходя за контуры оградки.

– Смотри!

Указательным пальцем Вова вывел на ровном песке какого-то уродливого бегемота, стер одним движением ладони, принялся рисовать снова, уже тщательнее. Карта! Он рисует карту!

– Смотри, – повторил он. – У меня в губернии народу на пятнадцать тысяч больше, чем в этой Монаке, про территорию я вообще молчу: на нашей площади можно разместить триста пятьдесят тысяч таких княжеств. Тысяч, понимаешь? У них на квадратном километре толкается больше шестнадцати тысяч народу. Давка, пробки, дышать нечем! А у меня – семь человек. Зови, не доаукаешься! Есть разница? А цены здешние? Это ж форменный дурдом! Ну, скажи, чего все сюда прутся?

– А ты?

– И я, – грустно сказал он.– Но я – за опытом! А также, чтобы национальный престиж поддержать. Если не я, то кто?

– Действительно, – согласилась я. – А какой опыт ты тут перенимаешь?

– Разный, – сказал он уклончиво. – Вот у нас выборы. А монарх – он пожизненно. Есть разница?

– Конечно, – снова кивнула я. – Так ты хочешь пожизненным губернатором остаться?

– Губернатор пожизненным не бывает. Только царь.

– Какой царь, Вов? У нас демократия.

– Вот именно. Президент. А его обязаны переизбирать. Я поэтому и баллотироваться не хочу.

– Так ты хочешь сразу в цари? – сообразила я. – Чтобы навсегда?

– Ну, так далеко я не смотрю, – засмущался Вован. – Но мне кажется, что нынешнее положение дел не очень справедливо. Я – правитель четырех процентов огромной территории России. И – простой губернатор, даже не князь. Почему? А ведь русские цари издревле именно из князей выходили!

– Непорядок, – поддержала его я. И вдруг сообразила, что в монархических претензиях далеко не одинока. Это открытие меня неприятно поразило. Немного успокаивало одно: Ефрамович – мужчина, потому никак не сможет претендовать на моего Митю. Хотя… Интересно, в Монако разрешают однополые браки? Да нет, чего это я! У монаршей четы обязательно должны быть дети, наследники престола. Так что Вовану лучше принцессу поискать. Кстати, Стефания-то свободна!

– Вова, – уже подхватилась я дать добрый совет, взглянула на него и вдруг увидела, что он… плачет.

Крупные слезы катились по небритым щекам, оставляя в рыжеватой щетине жемчужные бороздки.

– А знаешь, почему я вообще согласился на губернаторство? – он смущенно смахнул слезы с лица. – У меня в детстве, когда мы в Коми жили, мечта была – живой олененок. Дядя Абрам, мой дядя, игрушку мне подарил – тряпичного олененка, в горошек, с коричневыми рожками. Я его так любил! Спал с ним, кормил его, в снегу купал… И мечтал: вот вырасту, будет у меня своя яранга, большая семья, много детишек, все в ярких кухлянках, крепкие, румяные, жена – красавица, а возле яранги – мои олени пасутся. Целое стадо!

– А чем яранга от чума отличается?

– Да ничем! Ты думаешь, почему я с Иркой развелся? Весь мир предположения строит, и никто в точку не попал! А вопрос, между прочим, принципиальный и политический: она в яранге жить не хотела! Лондон, Париж, в худшем случае – Подмосковье. А я там дышать не могу! Только работать…

– А Даша?

– И Даша не хочет. Не понимает. Потому и не женюсь второй раз. Вам всем яхты подавай, да светскую жизнь, да балы, да лимузины, а моя душа другого просит. Видишь, я даже тут, на корабле, ярангу сделал, чтобы душой отдыхать. Раньше у меня тут и олешек жил, но я его боингом домой отправил. Тосковать он стал. Брачный сезон, весна, а он один. Жалко! Вот если бы мне такая женщина встретилась, которой, как и мне, в яранге хорошо и ничего больше не надо… Вот ты, Даш. Красивая. Умная. Ты бы согласилась?

Вопрос прозвучал так неожиданно, а мне все еще было так жалко плачущего Вову, что я вдруг поймала себя на мысли, что совершенно готова сказать сакраментальное – да. Да! Согласна, мол, стать хозяйкой этого чума! И всех остальных твоих чумов и яранг!

Конечно, исключительно из человеколюбия!

Перед мощной волной гуманизма, принявшей меня в свои сильные объятия, вдруг померкло даже мое блистательное будущее в виде короны титулованной особы королевских кровей. Другие картины – бескрайней белой тундры и бездонного северного моря закачали меня, наполняя душу восторгом неизведанного и прекрасного, указывая совершенно однозначное направление моей будущей жизни.

Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы мое «да» вышло прочувствованным и искренним. В этот момент где-то в глубине чума зазвонил телефон.

– Извини, Даш, – поднялся Ефрамович. – Это спутниковый. Прямая связь сама знаешь с кем. Не ответить нельзя.

Конечно, я не вслушивалась в этот разговор. Не так воспитана. Единственное, что донеслось до моих ушей (и то потому, что Вова не считал нужным приглушить собственный голос), так это уверения Ефрамовича в том, что у него все в порядке, погода превосходная и наши ведут себя вполне прилично. Потом губернатор спрашивал про какие-то акции и котировки, потом посоветовал не обращать внимания на каких-то несогласных, потом вдруг тяжело задышал и стал горячо уверять собеседника в том, что с бабой не общался уже лет сто и не собирается…

Это меня больше всего поразило. Настолько, что я просто не удержалась от вопроса, когда он вернулся:

– Ты что, про все свои связи докладываешь? А как же неприкосновенность личной жизни?

– Ради неприкосновенности и докладываю, – пояснил он. – Это ты про Березуцкого услышала?

– Нет, – удивилась я. – При чем тут Березуцкий? Ты же о бабах говорил…

– Да не о бабах, о БАБе! Он же опять какую-то аферу затеял. А шеф волнуется, до сих пор мне не верит, что я с ним не общаюсь!

– А ты не общаешься?

– Зачем? Мне и на свободе хорошо. Хотя с БАБом всегда интересно поговорить, умнейший мужик.

В этот момент снова зазвонил телефон. Тот же самый. Или другой? Вроде звонок чуть поострее был.

– Здорово, Абрамыч! – обрадовался Вован. – Да знаю уже все, только что разговаривал! Чего тебе неймется? А, скучно стало… А наш-то из штанов выпрыгивает! Ладно. Я через три дня в Лондоне буду, пересечемся. И давай там, заканчивай дурью маяться. Чего говоришь? Путина бояться – в сортир не ходить? – Вован весело расхохотался. – Сам придумал?

– Не понимаю я вас, олигархов, – умно качнула головой я. – Вот ты – богатейший человек, а даже поболтать, с кем хочется, не можешь, все время должен оглядываться, кто что скажет.