Солдат, сын солдата. Часы командарма - Эммануил Абрамович Фейгин

«Своих» здесь не могло быть. Это Громов знал точно. Значит, это оборона «противника». И то, что у «противника» сплошной обороны здесь нет, — это Громов тоже знал. Не зря же он шел сюда таким сложным путем, сделав большой крюк. Итак: «противник» справа. Если взять чуть-чуть левее — пройдем. А сейчас одна задача — лежать неподвижно и тихо, пока «противник» успокоится. Ну что ж, будем лежать. Вот только вода... Впрочем, ледяная ванна для него в общем пустяк, одна из неприятных сторон его профессии. И только. Одна из тех неприятностей, которые откровенно обещаны людям, избравшим себе эту профессию. Ведь в уставе так и записано, что «военнослужащий обязан... стойко переносить, все тяготы и лишения военной службы». Так и сказано, без обиняков: тяготы и лишения. Ах, сколько их еще будет! Ну и пусть будут. Он все готов перенести ради победы, потому что ради нее, только ради нее, живет, по убеждению Геннадия, настоящий военный человек. Он живет для боя, а в бою, пусть он будет даже таким мгновенным, как вспышка молнии, для Геннадия существуют только две возможности: победить или умереть. Можно, правда, умерев, победить. Можно. Но жить побежденным — нельзя.

Во всяком случае, для себя Геннадий считает это невозможным. Значит, учись всему, что нужно тебе для победы, значит, умей перенести все, что приблизит тебя к ней. Недаром же говорят: «Терпи, казак, атаманом будешь». Терпи, лейтенант Громов.

Так или примерно так думал Геннадий Громов, попав в скверную, холодную, как смерть, ловушку. Рядом с ним лежит неподвижно, почти не дыша, Сергей Бражников. Он испытывает сейчас то же самое, что и лейтенант. Ему так же холодно и так же неприятно.

А вот думает Бражников все же несколько по-иному:

«Конечно, это не умно, что мы попались в такую дурацкую ловушку. Но раз уж так влипли — терпи. Раз для дела нужно — терпи. Терпение и труд все перетрут. С этим не поспоришь — верно сказано». Сергей глубоко убежден, что жить — это значит трудиться. И военная служба для Сергея — тоже труд. «А труд — это всегда трудно. Трудишься — преодолеваешь трудности. А как же иначе — бездельнику и преодолевать нечего.

Скверно, конечно, что промок. Когда еще обсушимся. Но мне не привыкать. В шахте, бывало, не так еще промокнешь». Шахта... Старые друзья до сих пор удивляются тому, что Сергей стал шахтером-проходчиком. До этого у него была хорошая специальность. Разве плохо быть кузнецом? Что вы! Сергей всей душой любил кузнечное дело, а вот понадобилось — бросил, взялся за более трудное. И главное — не неволили его, даже, наоборот, отговаривали вроде. Точнее — предупредили. В комитете комсомола представитель из Донбасса так и сказал: «Подумай, Бражников, и не торопись с решением. Проходчик — это не обычный рабочий. Это — рабочий самой высокой квалификации, он должен быть и каменщиком, и слесарем, должен хорошо владеть своим основным инструментом — отбойным молотком, электробуром. Но главное — проходчик должен быть человеком особого характера: смелым, находчивым, изобретательным. Сможешь, Бражников?» «Постараюсь», — ответил тогда Сергей. И он действительно постарался — стал таким, каким нужно было для дела. И характер у него проявился шахтерский: ни за что не отступать, ни за что не сдаваться. А ведь были трудности. И какие еще трудности...

...Да хотя бы взять тот случай, когда из большой трещины, неожиданно возникшей в кровле, хлынул поток воды. Люди промокли за несколько секунд. А тут, на беду, перестали работать насосы — сгорели оба мотора. И один парнишка, неплохой и не трус как будто, сказал: «Ну вот, работать нельзя. Подождем, пока починят моторы». Свет пяти шахтерских ламп одновременно ударил в лицо говорившему. Тот зажмурился и невольно отступил на шаг. Все ждали, что скажет бригадир. И Сергей сказал: «Помните, как в песне поется: «Приказ — голов не вешать, а глядеть вперед». Сдаваться не будем. Сделаем волокушу, откачаем воду ведрами, касками, а задание выполним». И выполнили. Не сдались. Не отступили.

Говорят, от хороших мыслей теплей становится. И верно. На душе у Сергея потеплело, когда вспомнил он свою бригаду, своих донбасских друзей... А тело — оно, черт побери, коченеет от холода, нестерпимо ноют кости. «Но все равно — не сдадимся, не отступим. Все равно выполним задание».

У разведчика Вахтанга Кереселидзе нет такого жизненного опыта и такой трудовой закалки, как у Сергея. По-иному сложилось все у Вахтанга: школа, потом попытка поступить в политехнический институт, а когда не вышло с этим, устроился учеником киномеханика. Работа оказалась нетрудной, или, как в таких случаях говорят, «не пыльной», да и работать пришлось недолго — призвали Вахтанга в армию. Вот тут-то они узнал, что такое настоящие трудности, тут и взяли мальчика в оборот, так что косточки затрещали. Но Вахтанг не стал жаловаться, не стал хныкать, только, когда слишком тяжело бывало, думал о том, что отцу-разведчику приходилось на фронте еще тяжелее.

Посмейте сейчас сказать Вахтангу, что он не выдержит. Пуще обиды для парня не придумаете. Бледнея от гнева, он скажет: «Разве я не сын своего отца?»

Пожалуй, из четверых ребят, попавших в ледяную ловушку, труднее всего Саше. Но не зря говорят, что на людях и смерть красна. А ведь как это верно: ничего не страшно Саше, когда он не один, когда он с друзьями, и случись, не хватит собственной силы, то по незримым проводам передастся ему сила друзей. Коли друзей четверо — вчетверо станешь сильнее, коли их сто — в сто раз умножится твоя сила.

6

Погасла осветительная ракета. И снова стало темно, еще темнее, чем было. Кажется, успокоился «противник»? Проверим. Так и есть. Громов отдал взводу команду «Вперед!».

Разведчикам любы такие ночи — темные, непроглядные, лишь изредка мелькнет на мгновение огонек далекой звезды, и тут же снова закроет его непроницаемой тучей.

Дождь вперемешку с тяжелыми, липкими хлопьями снега, ветер. Скрипят, раскачиваясь, деревья, и — ни троп, ни дорог в этом горном, первозданном лесу.

Почти неслышно идут разведчики. Сколько ни прислушиваешься — ни звука, словно это бесплотные тени движутся в ночи. И Вахтангу неожиданно вспомнилась любимая отцовская песенка — немного грустная, немного загадочная и все же чем-то очень волнующая, песня фронтовиков-разведчиков.

Лес и горы такие — словно из сказки,