Геносказка - Константин Соловьев

Комнаты живого дома оказались небольшими, но достаточно просторными для трех человек. Здесь было немного душно, что неудивительно при полном отсутствии окон, но не настолько душно, как ожидал Гензель. Судя по едва слышному шипению и идущему вдоль стен постоянному легкому сквозняку, организм, прокачивая воздух через свои исполинские легкие, снабжал им внутренности.

Комнаты были неправильной формы, что-то вроде несимметричных пузырей, у них не было ни пола, ни стен, изнутри их равномерно покрывала пронизанная багровыми и черными капиллярами волокнистая поверхность. Она выглядела влажной, и Гензель рефлекторно опасался прикасаться к ней. Наверно, подобное устройство весьма удобно в некотором смысле — по крайней мере, такие комнаты не нужно мыть, слизистая сама справляется с работой…

А еще его поразила обстановка. Еще снаружи он пытался представить, как должна выглядеть мебель внутри живого дома, и теперь смог разглядеть ее в деталях. Разумеется, здесь не оказалось ни дерева, ни пластика, ни металла. Мясной дом сам позаботился об интерьере. В комнатах, сквозь которые они проходили, им встречались диванчики, софы, уютные ниши, выполняющие, вероятно, роль кроватей — все было живым, едва заметно вибрирующим, и тоже из плоти. Несмотря на накопившуюся в теле усталость, у Гензеля не возникало желания их испробовать — благодаря своей неестественной и выпирающей форме подобная мебель больше походила на раковые опухоли, выдающиеся из тела.

— Пришлось повозиться, — доверительно сообщила геноведьма Гензелю, заметив, как он разглядывает обстановку. — Знаешь, как непросто собрать из обычных тканей хоть что-то похожее на диван?.. Пришлось использовать хрящи, слизистую и соединительную ткани, упругие железы, наполненные слизью полости и прочее.

— Наверно, это очень сложно, — сказал Гензель вежливо.

— О, представь себе. Примитивные паразиты, обживающиеся в наших телах, никогда не обеспечивают себя мебелью и прочими приятными мелочами. Бесхитростные биологические машины, способные лишь поедать чужую добычу и испражняться в нашу кровеносную систему… Но человеку свойственно окружать себя комфортом.

— Дом — живой? — внезапно спросила Гретель. Как и Гензель, она крутила головой по сторонам, но без излишнего любопытства. Впрочем, она всегда отличалась несвойственной для ее возраста сдержанностью.

Геноведьма с интересом взглянула на девочку.

— Смотря в каком качестве ты видишь жизнь. Этот дом не способен думать, если ты имела в виду именно это. Он всего лишь упорядоченная груда протоплазмы.

— Но он чувствует?

— Разумеется, чувствует. Как же без этого? Организм, не способный ощущать воздействие раздражителей, не способен и реагировать на них, а значит, строить свою внутреннюю деятельность. Мой дом ощущает температуру, уровень насыщенности кислородом, кислотный баланс в различных жидкостях, сердечно-сосудистое давление… Он насыщает себя необходимыми веществами и поддерживает внутренние условия на установленном уровне. И все — заметьте, звереныши, — все здесь основано на метаболизме млекопитающих. Это значит, что все ткани чисты и практически не имеют порочных генетических отклонений. Разве что в сотых процента. Если бы жилые дома могли сертифицироваться по генетическим кастам, как вы, мой дом был бы королем!

Гензель вспомнил один вопрос, который уже не раз всплывал в его мыслях, но который он всякий раз пытался загнать поглубже. Теперь он почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы наконец его задать.

— Эти ткани… Они человеческие?

— Преимущественно. — Геноведьма небрежно пожала изящными плечами, скрытыми тонкой тканью платья. — Тем лучше. Каждому существу комфортнее и безопаснее, когда он окружен чем-то родственным ему, а что может быть нам роднее и ближе, чем человеческая плоть? Здесь мы в такой же безопасности, как в материнской утробе.

Гензель споткнулся. Наверно, он изменился в лице, потому что геноведьма схватила его за плечо. Пальцы у нее оказались длинными и на удивление сильными.

— Эй, что с тобой? Тошнит?

Он заставил себя кивнуть.

— Мы же… мы… Мясо. Мы ели его вчера.

— Ах, ты об этом! — Геноведьма звучно рассмеялась. — Было бы о чем тревожиться. У моего дома есть сложная нервная система, но это еще не говорит о наличии разума. А что такое тело без разума, если не самый обычный биологический материал? Всего лишь плоть, бездумная, бесчувственная и безэмоциональная. Какая разница, человеческая она или нет?

На взгляд Гензеля, разница была. Но он заставил себя стиснуть зубы. Пожалуй, самое глупое, что можно придумать, — спорить с ведьмой в ее собственном логове.

Она вела их с Гретель все дальше и дальше, в мясном доме оказалось множество комнат. Были крохотные комнатушки из обвисших мышц, чьи волокна выглядели разбухшими и сероватыми, — геноведьма ворчала, что здесь неважное кровообращение, оттого они годятся только под чуланы. Были галереи и переходы, длинные и узкие, напоминавшие кишечные витки, и пол в них скользил из-за настила, похожего на тончайший упругий ворс. Были воспаленные железы в стенах, источающие вонь и едкий гной. Были помещения, безмерно заросшие жировой тканью, — ее лоснящиеся белые вкрапления подчас превращались в подобия грибов и сталактитов.

Лестницы здесь были сложены из костей и укрыты грубой, как дерн, кожей. Сфинктеры играли роль дверей и сами раскрывались, стоило лишь ведьме прикоснуться к ним ладонью. Трубопроводом служили толстые упругие вены, сизыми змеями протянувшиеся вдоль стен, в них что-то двигалось, отчего вены ритмично сокращались. Было даже подобие электропроводки — тончайшая сеть нервов, растянувшаяся по поверхности потолка. Это было похоже на экскурсию по человеческому телу.

«По телу, превращенному в дом, — подумал Гензель, пытаясь понять, что именно он испытывает: восхищение или отвращение. — Я бы, пожалуй, сошел с ума, если бы пришлось жить в таком… Кругом — требуха, жилы, кровь… Но, наверно, со временем к такому привыкаешь. Как глист».

— Сперва перекусим, — сказала геноведьма. — Уже время завтрака. А потом вы расскажете мне, как попали в лес, и мы решим, что с вами делать. Заходите, смелее. Вы, наверно, все еще ужасно голодны, верно? Ужасная степень истощения, кожа да кости… Ничего, это мы исправим. И, заметьте, для этого не придется наносить моему дому такие ужасные раны! На пищу идут лишь поврежденные, старые или отмирающие ткани.

Комната, в которой они оказались, была подобием какой-то внутренней полости, достаточно большой, чтобы в ней без всяких затруднений уместился массивный, выращенный из хрящей стол, да и осталось прилично места для трех человек. Даже после приглашающего жеста хозяйки Гензель не сразу заставил себя сесть на скамью, сделанную из того же материала. Может, для геноведьм любая протоплазма и является всего лишь строительным материалом, но обычному квартерону требуется время, чтобы привыкнуть к чему-то подобному.

Не обращая внимания на его замешательство, геноведьма вышла из комнаты, но уже через несколько минут вернулась, держа в руках увесистый поднос. Гензель ожидал и на нем увидеть что-то нелицеприятное, но вместо этого обнаружил, что его рот непроизвольно наполняется слюной. В костяных чашках колыхалось густое молоко, которое ему приходилось видеть только раз в жизни, а тарелки были полны мяса и хлебных лепешек.