Ангел конвойный - Дина Рубина

– Ну и что?! – крикнула истерично куколка. – Что ты хочешь сказать этой дурацкой сценой?

– То, что я – нищий, который годами смотрит на ваши ласки, нищий, которому не полагается ничего, кроме жестяной баночки с несколькими жалкими грошами… Любовь моя, когда человеку ничего не остается – ему остается только смерть…

– Я… пожалуй, пойду, Люсио, – пробормотала я… – Извини, у меня правда в Иерусалиме на пять назначена встреча. Он стянул кукол с рук, вздохнул.

– Конечно, – сказал он легко, – конечно, иди! Над входной дверью скалилась мертвой улыбочкой голова омерзительной старухи.

Боже мой, какие страшные сны, какой первозданный ужас детской души изгонял из своего подсознания этот талантливый художник? Чего он так смертельно боялся, кого страшился потерять, от каких мертвых сил открещивался изготовлением подобий, развешивая их, как амулеты, по стенам своего жилища? И как можно было не свихнуться здесь, глядя на все это?

Уже стоя на остановке автобуса, я вспомнила, что мы с Люсио так и не написали проект по борьбе с марихуаной в нашем прекрасном городе.

Когда автобус объезжал пестрящую цветами огромную клумбу на выезде из города, я вдруг увидела красную «субару» Альфонсо. Она притормозила на секунду, из дверцы бочком выскочила легкая, почти девичья, фигурка жены Люсио; оправив плащ, она неторопливо пошла по тротуару. А красная «субару» поехала дальше и на развязке свернула к Матнасу.

И только тогда я поняла, что Альфонсо, так ловко блокировавший карлика моим присутствием, никогда, пожалуй, не потребует от нас никакого проекта.

Тяжелая непотребная страсть к той, что ребенком он держал на коленях, лишила его разума, осторожности и рыцарской чести.

Монах Антонио де ла Пенья,

Хроники замка Коронель (XVII в.)

В разгар битвы за независимость консерваториона, после особенно удачного свидания с влиятельным одним лицом из Министерства просвещения, Таисья неожиданно укатила в отпуск.

– На недельку, – сказала она, – перекур в мордобое. Пусть отвиснет на канате.

В то утро она была особенно занята: одного педагога принимала на работу, другого распекала за результаты экзаменов, за третьего хлопотала по телефону – необходимо было добыть очередь на операцию для его престарелой тетки.

Все это перемежалось звонками в разнообразные министерства, компании, сапожные и ювелирные мастерские по самым неожиданным поводам.

В два часа ей позвонили из «Хадассы» с сообщением, что воды отошли, и она умчалась присутствовать при родах одной своей немолодой педагогини, которую в прошлом году впервые выдала замуж на тридцать пятом году жизни.

Вернулась в Матнас она только к шести часам, взмокшая и взъерошенная.

– Малец, четыре двести, – сообщила с порога, обмахиваясь папкой, – ну, приехала я вовремя, потому что эти бляди в белых халатах с испугу решили ее кесарить. Так я им объяснила – как лично каждого из них я буду кесарить, если они коснутся скальпелем брюха моей Галки. И что ты думешь – я, конечно, была права. Мы с ней маленько потужились и часа через два родили отличного мальца.

– Все, – сказала она, – сейчас молчи! – Хоть я и так не могла вставить ни слова. – Мне нужен час – написать проект по созданию двух камерных оркестров…

Но уже минут через двадцать отложила ручку, сладко потянулась и, достав пудреницу, принялась наводить глянец.

– Угадай, куда едем? – подмигнула она, прорисовывая черной кисточкой красивый изгиб верхнего века. – В Испанию. На север, в Сантьяго-де-Компостела. За медным сестерцием императора Тита, того, что наш Храм разрушил. Монета 80 года нашей эры, жутко редкая, так как правил этот пидор только три года – Бог его за нас наказал. Во всяком случае, лет десять назад она стоила пять тысяч фунтов стерлингов. Шварц вчера мне втолковывал, что там на аверсе, что на реверсе, – я, конечно, не врубилась.

Не помню, писала ли я, что Шварцушка владел едва ли не самой крупной в стране частной коллекцией древних монет и печатей. Скрупулезный в своей страсти нумизмат, глубочайший знаток истории всех когда-либо существовавших монетных дворов, он срывался с места при первом же известии, что где-то по случаю или на аукционе можно приобрести ту или иную древность со славным горбоносым или бородатым полустершимся профилем.

Накануне он получил письмо от одного испанского нумизмата, с которым переписывался уже пятнадцать лет по поводу нескольких редких монет. Тот сообщал, что случай представился, и профессор Шварц решил немедленно ехать.

– Расценивай это как командировку, – сказала Таисья. – Еду собирать компромат на пидора.

Я усмехнулась. Таисья иногда поражала меня какой-то наивно-первозданной верой в исполнение всех своих желаний. Это и вправду была зрелая Золушка, уже попривыкшая к положению сиятельной особы. Так, она свято верила, что выиграет миллион шекелей, для чего аккуратно раз в неделю покупала один билет лотереи «Лото».

– Таисья, – сказала я, – Испания – большая страна, там не все знакомы друг с другом.

…Она позвонила через неделю, ночью, часу во втором, – все мое семейство, включая собаку, было погружено в самый целительный сон. Я вскочила на звонок и, как всегда, обмирая от предвкушения страшных известий (война? убийство премьер-министра? инфаркт у папы? наконец, землетрясение в Новой Зеландии, где живет единственная драгоценная сестра?!), натыкаясь спросонья на косяки и от испуга теряя на ходу тапочек, схватила трубку.

– Вот ты ухмылялась, да, – раздался у меня в ухе ее неуместно деятельный голос, – не верила в мою настойчивость и последовательность. «Большая страна, большая страна!»

– Где ты, черт возьми? – спросила я в темноте, ставя босую ступню на мохнатую спину подбежавшего пса.

– Только с самолета, вот в квартиру вошла, я еще в пальто… Шварц! – крикнула она мне в ухо и перешла на иврит. – Стяни с меня сапоги, моя радость! – И вновь перейдя на русский, пыхтя (я физически чувствовала, как Шварц с трудом стягивал с нее тесные сапоги): – Вот принципиально не буду рассказывать по телефону, но предупреждаю: ты сдохнешь от восторга.

– Монету, что ль, добыли? – спросила я.

– Да хрен с ней, с монетой, – сказала она и повесила трубку.

Наутро я услышала историю невероятных, неслыханных совпадений, никак и ни при каких условиях не могущую произойти и все-таки произошедшую с Таисьей.

Началось с того, что Шварц потерял шляпу. Да-да, проезжая по знаменитому Римскому мосту через реку Миньо в провинции Оренсе, с него слетела шляпа, В Оренсе они выехали на денек погулять, уже после совершения удачной сделки. Монета была зашита у профессора в трусах, так что за нее не волновались. Ну а шляпу же не пришьешь к голове. (Я ему говорила: Шварц, придерживай шляпу, снесет!)

Ее и сдуло резким северным ветром прямо в воду… Безумно жалко: шляпа шикарная, купили весной в Лондоне, очень Шварцушке шла, но не прыгать же за ней в воду… Время холодное, север Испании, у Шварца больные уши…