Хожение за три моря - Афанасий Никитин

чтобы не посмотрел ни в горнец, ни в еду. Если же бусурманин посмотрел на еду, и индиец уже не ест. А когда едят, то некоторые покрываются платом, чтобы никто не видел.

А молитва у них на восток, по-русски, подымают высоко обе руки и кладут их на темя, да ложатся ниц на землю и растягиваются по ней – то их поклоны. А когда садятся есть, то некоторые обмывают руки и ноги, да и рот прополаскивают. А бутханы же их без дверей и поставлены на восток; так же на восток стоят и Буты. А кто у них умрет, и тех жгут, а пепел сыплют на воду. А когда у жены родится дитя, то принимает муж; имя сыну дает отец, а дочери – мать. Добрых нравов у них нет и стыда не знают. Приходя или уходя, кланяются по-монашески, обе руки тычут до земли и ничего не говорят.

К Парвату же ездят на великое заговенье, к своему Буту, здесь их Иерусалим, а по-бусурмански – Мекка[297], по-русски – Иерусалим, по-индийски – Парват. А съезжаются все голыми, только на заду плат; и женки все голые, только на заду фата, а другие в фатах, да на шеях жемчуг и много яхонтов[298], на руках же золотые обручи и перстни, ей-богу[299]. А внутрь, к бутхане, ездят на волах, и у каждого вола рога окованы медью, да на шее около 300 колокольцев, а копыта подкованы. И тех волов зовут «отцами»[300]. Индийцы вола зовут «отцом», а корову «матерью»; на их кале пекут хлеб и варят себе еду, а пеплом мажутся по лицу[301], по челу и по всему телу. Это их знаменье. В воскресенье же да в понедельник едят один раз днем. В Индии как малостоющее и дешевое считаются женки[302]: хочешь знакомства с женкою – два шетеля; хочешь за ничто бросить деньги, дай шесть шетелей[303]. Таков у них обычай. Рабы[304] и рабыни[305] дешевы: 4 фуны – хороша, 5 фун – хороша и черна.

Из Парвата же приехал я в Бидар, за 15 дней до бусурманского великого праздника[306]. А Великого дня воскресения Христова[307] не знаю и гадаю по приметам: у христиан Великий день бывает раньше бусурманского байрама на 9 или 10 дней. Со мной нет ничего, никакой книги; а книги мы взяли с собой из Руси, но когда меня пограбили, то захватили и их. И я позабыл всю веру христианскую и праздники христианские: не знаю ни Великого дня, ни Рождества Христова, ни среды, ни пятницы. И среди вер я[308] молю бога, чтобы он хранил меня: «Боже господи, боже истинный, боже, ты бог милосердный, бог творец, ты господь еси. Бог един, то царь славы, творец неба и земли». А возвращаюсь я на Русь144 с думою: погибла вера моя, постился я бусурманским постом. Месяц март прошел, и я месяц не ел мяса, заговел в неделю с бусурманами и не ел ничего скоромного, никакой бусурманской еды, а ел 2 раза в день, все хлеб да воду, и с женкой связи не имел[309]. А молился я богу вседержителю, кто сотворил небо и землю, и иного никоторого имени не призывал: бог творец наш, бог милосердный, боже, ты бог всевышний.

А от Ормуза[310] идти морем до Галата 10 дней, а от Галата до Дега[311] – 6 дней, а от Дега до Моската[312] – 6 дней, а от Маската до Гуджарата[313] – 10 дней, а от Гуджарата до Камбая[314] – 4 дня, а от Камбая до Чаула[315] – 12 дней, а от Чаула до Дабула[316] – 6 дней. Дабул же – это пристань в Индостане, последняя из бусурманских. А от Дабула до Каликута[317] – 25 дней, а от Каликута до Цейлона[318] – 15 дней, а от Цейлона до Шабата[319] идти месяц, а от Шабата до Пегу[320] – 20 дней, а от Пегу до Чина да до Мачина[321] идти месяц. И то все путь морем. А от Чина до Китая[322] идти посуху 6 месяцев, а морем идти 4 дня. Да украсит бог покров мой[323].

Ормуз[324] – великая пристань. Люди всего света бывают в нем, есть здесь и всякий товар. Все, что на свете родится, то в Ормузе есть. Пошлина[325] же велика, со всего берут десятину. А Камбай[326] – пристань всему Индийскому морю, и товар в нем, все делают алачи[327], да пестряди[328], да грубую шерстяную ткань[329], да делают краску индиго[330]; в нем же родится лакх[331], сердолик[332] и гвоздика[333]. Дабул[334] – пристань весьма великая, и привозят сюда коней из Египта[335], Аравии[336], Хорасана[337], Туркестана[338] и Старого Хормуза[339]; и ходят посуху месяц до Бидара и до Кульбарга[340].

А Каликут[341] есть пристань для всего Индийского моря, и пройти его не дай бог никакому судну[342]; кто его минует, тот не пройдет по-здорову морем. А родится в нем перец, имбирь[343], цвет мускат[344], цинамон[345], корица, гвоздика[346], пряное кореньс[347], адряк[348], да всякого коренья родится в нем много. И все в ном дешево; да рабы и рабыни очень хороши, черные[349].

А Цейлон[350] же есть немалая пристань Индийского моря, а в нем на высокой горе[351] отец Адам. Да около него родятся драгоценные камни[352], рубины[353], кристаллы[354], агаты[355], смола[356], хрусталь[357], наждак[358]. Родятся также слоны, а продают их па локоть, да страусы – продают их на вес[359].

А Шабатская пристань[360] Индийского моря весьма велика, Хорасанцам здесь дают жалованье[361], по деньге[362] на день, великому и малому. А кто здесь из хорасанцев женится, и шабатский князь дает тем на жертву по тысяче денег, да в жалованье дает, да на еду каждый месяц, по 10 денег. А родится в Шабате[363] шелк, сандал[364], жемчуг, – и все дешево.

В