Каштановый человечек - Сорен Свейструп

Тули́н сразу подбегает к стеклянной будке в конце подземного этажа, где находится охранник паркинга. Молодой человек сидит боком к ней и силится поставить на полку какие-то папки.

– Я из полиции. Мне надо знать…

Тут она замечает, что малый в наушниках; он реагирует только, когда она сильно стучит по стеклу и показывает ему свой жетон.

– Мне надо знать, какие машины подъехали за последние пять минут.

– Откуда же я узнаю?

– Да они же у тебя на записи с камер зафиксированы. Давай смотри.

Тули́н указывает на стену, увешанную небольшими экранчиками за спиной парня, до которого наконец-то доходит, что время не терпит.

– Прокрути назад! Пошевеливайся!

С тех пор как пропал сигнал мобильника, когда владелец вошел в здание, телефон не подавал признаков жизни, но если Тули́н удастся посмотреть, какие машины въезжали на подземную парковку в течение последних пяти минут, она будет знать их регистрационные номера и таким образом идентифицировать тех лиц, о которых идет речь. Однако охранник никак не может найти пульт дистанционного управления.

– Я помню по крайней мере «Мерседес» и машину курьерской почты, ну, и еще несколько легковушек…

– Давай, давай, поторапливайся!

– Тули́н, сигнал движется в сторону Кёбмаэргаде.

Найя оборачивается в сторону Хесса, который, прижав аппарат к уху, слушает сообщение службы слежения и теперь начинает лавировать среди припаркованных машин, пробираясь к ведущей на первый этаж лестнице. Она снова обращает взор на охранника, который наконец-то нашел пульт дистанционного управления.

– Ладно, уже все равно. Покажи мне камеры в магазине. Те, что на первом этаже и снимают выход в сторону Кёбмаэргаде.

Охранник указывает на три верхних экрана, и Тули́н вглядывается в черно-белые изображения. Масса покупателей, точно муравьи, вроде бы бесцельно движутся мимо друг друга на первом этаже торгового центра. Сперва она ничего не может разобрать, но вдруг обращает внимание на фигуру, в отличие остальных, целенаправленно двигающуюся в конкретном направлении, а именно к выходу на Кёбмаэргаде. Камеры видеонаблюдения снимают со спины темноволосого мужчину в костюме, но тот пропадает за колонной, и Найя срывается с места.

Эрик Сайер-Лассен идет в трех шагах позади женщины, чувствуя запах ее духов. Ей слегка за тридцать, на ней черная юбка и черные же чулки, туфли-«лабутены» на высоченных каблуках, звук которых, когда она проходит зону «Викториа’с Сикрет», почти невыносим для него. Женщина хорошо ухожена, и фигура с высокой грудью и узкой талией ему по нраву; он предполагает, что она работает в каком-нибудь месте с зеркалами, благовониями, полами с подогревом и прочей дребеденью просто для того, чтобы убить время до того, как станет предметом мебели в доме богатенького муженька. Он представляет себе, как поступит с нею – втолкнет в помещение через дверь, задерет юбку и впорет ей сзади, схватив ее предварительно за длинные обесцвеченные волосы и отклонив голову назад так, что она закричит от боли. Он мог бы наверняка добиться желаемого, пригласив ее в какой-нибудь модный ресторан или фешенебельный ночной клуб, где она хихикала бы от удовольствия и писала кипятком всякий раз, когда он прикладывал свою платиновую карточку к платежному терминалу. Но это вовсе не то, чего он желает, вовсе не то, чего заслуживает…

Рингтон мобильника возвращает его к реальности из мира фантазий. Он достает телефон из висящей у него на плече сумки.

– Что?

Он отвечает холодным тоном и понимает, что жена это чувствует, но, черт возьми, не ее ли вина в том, что он стал тем, каков есть? Он останавливается и оглядывается в поисках женщины в «лабутенах», но та уже растворилась в толпе.

– Извини, я, наверное, помешала?

– Чего ты хочешь? Я не могу сейчас говорить. Я же сказал.

– Я просто хотела спросить: ничего, если мы с девочками поедем к маме и переночуем у нее?

Он настораживается.

– С чего это вдруг?

Мгновение она молчит.

– Просто они давно ее не видели. Тем более тебя все равно нет дома.

– Ты не хочешь, чтобы я был дома, Анне?

– Конечно, хочу. Только ты сказал, что сегодня задержишься на работе, вот я…

– Что «вот», Анне?

– Прости… ну ладно, тогда мы останемся дома… Если тебе кажется, что это плохая идея…

Что-то в ней раздражает его. Что-то в ее голосе – чему он не верит, на что не может положиться. Он не хотел, чтобы жизнь сложилась вот так, хотя хотел много чего, и больше всего – перемотать все, что было, назад и начать все заново, с чистого листа. Но тут он слышит звук каблучков по мраморному полу, оборачивается и видит, как женщина в «лабутенах» выходит из бутика с маленьким красивым пакетиком в руке и направляется к лифту возле выхода на Кёбмаэргаде.

– Отлично. Езжайте.

Эрик Сайер-Лассен заканчивает разговор и успевает заскочить в лифт, двери которого уже готовы закрыться.

– Я могу присоединиться?

Женщина слегка удивлена его появлением, что отражается на ее кукольном личике. Она окидывает быстрым взглядом его лицо, темные волосы, дорогой костюм и туфли и расплывается в широкой улыбке.

– Да, конечно.

Эрик Сайер-Лассен входит в лифт. Он успевает ответить на ее улыбку, нажать на кнопку и повернуться лицом к женщине, как вдруг какой-то взбудораженный мужик, помешав протянутой рукой дверям закрыться, толкает его в направлении зеркальной стенки, так что он носом утыкается в прохладное стекло. Женщина визжит от ужаса. Мужик наваливается всем своим весом на него со спины и обыскивает его. Эрик замечает цвет глаз мужчины и решает, что на него напал безумец.

Стиину ясно, что клиент в чертежах ни бум-бум. С подобным он неоднократно сталкивался и раньше, но на сей раз гость раздражает его безмерно, потому что считает невежество добродетелью и именно поэтому позволяет себе выступать «оригинально», «инако» и «безапелляционно».

Они сидят в большой переговорной, его партнер Бьярке и он сам, ожидая, когда клиент оторвет взгляд от очередного чертежа и всемилостивейше соблаговолит высказать свое мнение. Стиин косится на часы. Встреча затягивается, и еще пять минут назад он должен был сидеть за рулем и ехать в школу. Парню двадцать три, он мультимиллионер, нажил свои деньжищи на высоких технологиях, а одет словно пятнадцатилетний подросток, в драные джинсы и белые сникеры. Стиин инстинктивно чувствует, что чувак может без ошибок написать слово «конструктивизм» лишь с помощью редактора на своем наимоднейшем «Айфоне», который в начале разговора положил на стол и все время теребит.

– Ребята, здесь слишком мало details[12].