Последнее лето ярла Ульфа - Александр Владимирович Мазин

Ничего так парнишки. Молодые, задорные…

И оппозиционные к нынешнему почти главному норвежскому конунгу Хальфдану Черному.

Это я поручил Витмиду аккуратно навести справки, и он навел. Через старых приятелей, Рюриковых данов. Те сказали, до местных норегов дошли сведения о том, что мой брат женат на дочери Черного, и это их взбутетенило.

— Так почему тогда они к варяжским молодым пришли? — удивился я. — Вот Свартхёвди и предложили бы мячик покидать.

Витмид ухмыльнулся. Ну да. Прикопаться к Свартхёвди. Это я так пошутил, наверное. Медвежонок мало того что сам берсерк, так еще и сдружился с Бирниром. А за Бирниром постоянно таскается не меньше дюжины промухоморенных воинов Одина. Самых стремных, потому что Бирнир Бесстрашный желал иметь их при себе. Для пригляду. Потому что так и ищут, кого бы порешить.

Чтобы сунуться к такой компании и сказать что-то неуважительное, надо самому быть берсерком, причем берсерком-суицидником.

— Тогда могли бы и ко мне обратиться, — заметил я.

А вот не могли. Не рискнули.

Витмиду сказали, меня в Смоленске шибко не любят, да, но еще больше боятся.

Вот с чего бы? Да, пару лет назад мы немного повеселились на здешнем Сварожьем капище. Обобрали Перунова конкурента подчистую, при этом взяв в плен чуть ли не всю боевую и торговую (разница невелика) верхушку города. А потом еще и прогнули смоленского князя Дира, как сопливого отрока.

Правды ради надо отметить, что прогибал Дира Рюрик, а не я. Да и капище мы потрошили вместе с Трувором и его варягами, однако коварная молва сделала ответственным за богопротивную акцию меня одного. Молва — она такая. Особенно если ее чуток подкорректировать.

Уверен, без Рюрика и тут не обошлось, потому что к нему смоленские относились благожелательнее. Впрочем, не настолько благожелательнее, чтобы впустить его воинство в город.

Ну, недолюбливают, и ладно. «Долюбить» всяко не рискнут. Хотя лично я был бы не против. У меня к Диру тоже имелся зуб. Крупный такой. Размером с клык саблезубого тигра.

Эта паскудина, смоленский князь, косвенно поучаствовал в похищении Зари, и ответа не понес. Симметричного ответа, я имею в виду. Финансовый ущерб и унижение за такое, на мой взгляд, маловато.

Однако добраться до нехорошего человека и вырезать ему сердце я не мог. За Диром стоял «старший брат» Рюрик. И вертел его, вернее им, как старина Делбает — своим… ирландским копьем.

Уверен, что такое положение люто бесило смоленского князя, но передипломатить Рюрика он не мог. А вот достать меня точно не отказался бы. Поскольку «любовь» у нас с ним не только искренняя, но и взаимная. А поскольку юные эти нореги не сами по себе, а Дировы отроки, то склонен думать: вызов этот — не просто приглашение поразвлечься.

Для северного народа игра в мяч — далеко не всегда одна лишь игра. Именно этот вид средневекового спорта частенько использовался коренными скандинавами для «чистых» разборок. Ведь если кого прихлопнут во время игры, это ж не хольмганг какой-нибудь, а всего лишь роковая случайность. За нее верегельд платить не обязательно и мстить тоже не положено. Ни один тинг такое смертоубийство к рассмотрению не примет. Именно поэтому я и отрядил Витмида на разведку. Прояснить подоплеку происходящего.

Хотя, надеюсь, в любом случае до смертоубийства не дойдет. Во всяком случае, с нашей стороны потерь быть не должно. Варяжата мои экипированы и обучены достойно. И противникам одной с ними «весовой категории» в обиду себя не дадут. И сами повеселятся, и зрителей повеселят. Игра в мячик по-скандинавски — вещь забавная. Например, поле в ней переменное. То есть в зависимости от успехов команды ее личная территория может уменьшиться или увеличиться. И даже если остался пятачок шириной в полметра, пересекать линию и проникать на чужую территорию категорически запрещено. Расценивается как нарушение правил и снимает ограничение на рукоприкладство. Для защитников. Это их дом, а при защите собственного дома разрешены любые силовые акции. Так-то палками, которыми орудуют игроки, бить можно исключительно по мячу.

Впрочем, схлопотать деревяшкой можно и не пересекая границы. Если в процессе игры случайно прилетало кому-нибудь из противников, на это смотрили снисходительно. Лишь бы это было случайностью. Или выглядело как случайность. Или судьи сочли удар таковым. Самим мячиком, впрочем, тоже можно приложить неслабо, ибо он представлял собой овального сечения штуковину, туго набитую шерстью и весившую очень даже прилично. Иногда, для пущего экстрима, его еще и в воде вымачивали. Ну а самые крутые парни, как я слышал, использовали мячики из цельного дерева. Впрочем, я такого болла не видел. И хорошо. Мне и шерстяного хватало. Так-то правила, если не считать сложного высчитывания «стоимости» каждого броска, довольно простые. Подающему можно бить только палкой. Отбивать можно чем угодно, кроме рук, хотя если заранее договориться, то один игрок в каждой команде может и руками ловить. Вроде все. Ах да. Форма одежды не регламентируется. Лично я играл в кольчуге и шлеме [13].

И мои варяжата тоже будут играть в полном боевом. Да, тяжело, да, жарко. Но не тяжелее и не жарче, чем в настоящем бою. Пусть привыкают.

— Что еще узнал? — спросил я Витмида.

— Сказали, дренги эти Дировы совсем зеленые. Против наших не выстоят. Так говорят.

Допустим.

И все-таки мне… Беспокойно.

Глава тринадцатая

Игра в мячик на выживание

Поглядеть на состязание моей юношеской сборной и аналогичной команды Смоленска собралось не меньше пары тысяч человек. Причем процентов девяносто — воины.

И это только в непосредственной близости.

Сколько народа собиралось болеть со стен и с соседнего холма, я даже не считал.

Судить эту «юниорскую» игру подрядились аж целых два князя. Князь Рюрик и князь Дир, чтоб у него глисты завелись. А также уважаемый ярл Скульд Крум.

Весьма авторитетное жюри для молодежного состязания.

Молодежного? Да как бы не так!

Вот подозревал я, что смоленские нам какую-то подлость готовят, — и как в воду глядел.

Виги-Вихорек глядел на ту сторону поля, и радостное предвкушение от будущей игры стремительно сменялось прямо противоположным чувством.

Те, кого он ждал, молодые, немногим старше него, парни из Рогаланда [14] куда-то подевались.

Вместо них на той стороне поляны лениво перебрасывались словами в ожидании начала игры не безусые дренги, а матерые бородатые хирдманы, коих, если считать по-здешнему, следовало называть даже не гридью, а старшей гридью. Доведись сойтись с любым из них в поединке один на один любому из нынешней команды Вихорька, парень продержался бы не дольше, чем кукушка докукует до тридцати. Ну кроме самого Вихорька. Он бы, скорее всего, сдюжил. Один на один. Но не против целой команды.

А когда Вихорек увидел, какие именно палки держат в руках смоленские гридни, то последние его сомнения по поводу того, чем закончится игра, развеялись, как туман к полудню. Копейное древко со снятым наконечником не слишком подходило для того, чтобы с удобством бить по мячу, а вот ломать руки-ноги им — самое то. Особенно если защищаться такой вот деревяшкой, какая сейчас в руках Вихорька.

— Тролль таки юдр олл! — прорычал позади Вихорька Скиди.

«Чтоб вас тролли порвали!»

Но рвать, похоже, будут не коварных рогаландцев, заманивших в ловушку, а Вихорька с его маленьким игровым хирдом. Боги Севера! Им бы сейчас не эти никудышные в бою палки, а луки!

Но прочь пустые мечты.

Отец и Свартхёвди смотрят на него. Он, Виги Ульфсон, ни за что не посрамит рода!

Они будут сражаться.

Не зря же отец говорит: дух побеждает силу!

А уж духа у Виги хватит на дюжину норегов.