Проклятое время - Габриэль Гарсиа Маркес

Она послала за сеньором Кармайклом и одновременно, повинуясь силе более глубокой и древней, нежели минутный порыв, велела достать из чулана и принести к ней в спальню кожаный чемодан с медными гвоздиками, купленный Хосе Монтьелем за год до смерти для его единственного путешествия. Она вытащила из шкафа два или три платья, нижнее белье и туфли и сложила все в чемодан. Собирая чемодан, она почувствовала, что начинает обретать полнейший покой. Сколько раз она мечтала о покое, представляя себя далеко-далеко от дома и этого городка: в комнате с очагом и небольшой терраской, где растет майоран в глиняных горшках, где только у нее есть право вспоминать о Хосе Монтьеле и одна забота – ждать вечера следующего понедельника, когда от дочерей придут письма.

Вдова сложила в чемодан самую необходимую одежду, ножницы в кожаном футляре, пластырь, пузырек йода, принадлежности для шитья, туфли в картонной коробке, четки и молитвенники – и ее уже мучила мысль, что она берет с собою больше вещей, чем заповедовал Бог. Она засунула в чулок фигурку святого Рафаила, осторожно уложила его меж тряпок и закрыла чемодан на замок.

Сеньора Кармайкла она встретила в самом скромном из ее платьев. Сеньор Кармайкл пришел без зонта, что можно было истолковать как предзнаменование, но вдова этого даже не заметила. Она достала из кармана все ключи, каждый с биркой, где было напечатано на машинке, от чего этот ключ, и отдала ему:

– Отдаю в ваши руки грешный мир Хосе Монтьеля. Поступайте с ним как хотите.

Сеньор Кармайкл давно со страхом предвидел этот момент.

– Иными словами, вы хотите сказать, – запинаясь, проговорил он, – что поедете куда-то переждать, пока все это кончится?

Спокойно, но решительно вдова ответила:

– Я уезжаю окончательно и насовсем.

Сеньор Кармайкл, стараясь не обнаружить своего беспокойства, коротко рассказал, как обстоят ее дела. Наследство Хосе Монтьеля распродано не было. Юридическое положение многих статей его имущества, приобретенных второпях, самыми различными путями и без выполнения необходимых формальностей, оставалось неясным. До тех пор пока это хаотичное наследство, о котором сам Хосе Монтьель в последние годы своей жизни не имел даже приблизительного представления, не будет приведено в порядок, распродажа его невозможна. Необходимо, чтобы старший сын, занимающий пост консула в Германии, и две дочери, так влюбившиеся в мясные лавки Парижа, вернулись сами или назначили уполномоченных, чтобы те произвели оценку и установили их права. До этого продажа невозможна.

Яркая вспышка, высветившая на миг тьму лабиринта, по которому она плутала уже два года, не поколебала решимости вдовы Монтьель.

– Не важно, – сказала она. – Мои дети счастливы в Европе, и им нечего делать в этой, по их словам, стране дикарей. Если хотите, сеньор Кармайкл, можете собрать все, что найдете в этом доме, в один большой узел и бросить свиньям.

Спорить сеньор Кармайкл не стал. Под предлогом, что надо подготовить кое-что для ее путешествия, он пошел за врачом.

– Только теперь мы увидим, Гуардиола, какой ты патриот.

Парикмахер и еще несколько человек, разговаривавшие в парикмахерской, узнали алькальда еще до того, как увидели его в проеме двери.

– И вы тоже, – продолжал он, обращаясь к двум молодым людям. – Сегодня вечером вы получите винтовки, о которых так мечтали, и посмотрим, такие ли вы мерзавцы, чтобы повернуть их против нас.

Сердечность, с которой он произнес эти слова, не вызывала никаких сомнений.

– Лучше бы метлу, – отозвался, даже не удостоив его взглядом, парикмахер. – Для охоты на ведьм нет лучшего оружия, чем метла.

Он брил затылок первого за это утро клиента и решил, что алькальд шутит. Только увидев, как тот выясняет, кто из присутствующих резервист и, следовательно, умеет обращаться с оружием, он понял, что и вправду оказался одним из избранных.

– Лейтенант, вы и в самом деле хотите втянуть нас в эту хрень? – осведомился он.

– Что за черт! – негодующе воскликнул алькальд. – Всю жизнь мечтают о винтовке и не верят, когда им ее наконец дают!

Он стал у парикмахера за спиной – оттуда он мог видеть в зеркало всех.

– Пошутили – и хватит! – тоном приказа продолжал он. – Сегодня в шесть часов резервистам первого призыва явиться в полицейский участок.

Парикмахер посмотрел на него в зеркало.

– А если я схвачу воспаление легких? – спросил он.

– В камере оно быстро лечится.

Из музыкального автомата бильярдной лилось душераздирающее болеро. В заведении не видно было ни души, но на нескольких столиках стояли недопитые бутылки и стаканы.

– Ну, докатились! – сказал дон Роке, увидев входящего алькальда. – Придется закрывать в семь.

Не останавливаясь, алькальд прошел в глубь помещения. За столиками для игры в карты тоже никого не было. Он заглянул в чулан, открыл дверь уборной, а потом пошел назад, к стойке. Проходя мимо бильярда, он резко поднял закрывавшее его до пола сукно и сказал:

– Хватит валять дурака.

Из-под бильярда, стряхивая с брюк пыль, вылезли двое юношей. Один из них был бледен; у другого, помоложе, горели уши. Алькальд отечески подтолкнул их в сторону выхода.

– Ну, будет вам, значит, напоминаю, – сказал он им. – Сегодня в шесть вечера в участке – это приказ.

Дон Роке все стоял за стойкой.

– Что ж, раз такое дело, придется заняться контрабандой.

– Это всего на два-три дня, – пояснил алькальд.

На углу его догнал владелец кинотеатра.

– Мне только этого не хватало! – выкрикнул он. – Сначала колокольные запреты, а теперь еще и комендантские!

Алькальд похлопал его по плечу и попытался пройти мимо.

– Я вас экспроприирую, – сказал он.

– Не имеете права, – ответил владелец кинотеатра, – кино не подлежит конфискации в пользу государства.

– При чрезвычайном положении, – сказал алькальд, – даже кино можно объявить государственной собственностью.

Только после этих слов улыбка исчезла с его лица. Перескакивая через две ступеньки, алькальд взбежал по лестнице полицейских казарм, где с широко разведенными руками расхохотался.

– Черт подери! – воскликнул он. – И вы тоже!

В томной позе восточного шаха в шезлонге лежал директор цирка. Поглощенный своими мыслями, он курил трубку морского волка и, словно хозяин дома, взмахом руки пригласил алькальда сесть:

– Поговорим о делах, лейтенант.

Алькальд пододвинул стул и сел напротив. Взяв трубку в сверкающую разноцветными камнями руку, директор произвел непонятный жест.

– Могу я быть с вами совсем откровенным?

Алькальд кивнул.

– Я сразу просек, как только вас увидел, – вы еще тогда брились, – сказал директор. – Так вот: я разбираюсь в людях и понимаю, что значит для вас этот комендантский час…