Танец ангела - Оке Эдвардсон

— За кого ты меня принимаешь.

— Ты понял, зачем я тебе это рассказал?

— Кто-то снимал, как их грохнули? Но с чего ты это взял?

— Об этом говорят некоторые детали, о которых я умолчу.

— Но где-то есть кассета с записью?

— Очень может быть.

— Подери меня черт, если я слышал что-то более жуткое.

Макдональд кивнул.

— Опасная у тебя задачка.

Макдональд поднес чашку к губам, но чай уже совсем остыл.

— Да, это не прежние добрые наркоманы, которые после убийства тихо и испуганно ждут полицейской машины с сиреной, — добавил Франки. — Так ты, значит, пришел ко мне за кассетой с убийствами?

— Я пришел за информацией. Например, случалось ли что-то подобное в вашей индустрии.

— Я от такого держусь подальше, тихо сижу у святого берега. — Франки посмотрел на афишу.

— Если бы я думал по-другому, я бы не пил тут чай, а допрашивал тебя как положено у нас в отделении.

— Так что ты хочешь, чтобы я поспрашивал вокруг?

— Да, но не привлекая внимания.

— Ясное дело, о таких вещах кричать не будешь.

— Ты знаешь кого-нибудь, у кого за тайной комнатой есть еще более тайная комната?

— Еще бы.

Макдональд поднялся.

— Но там не показывают убийства, Стив. Насколько я знаю. Мои забавы — просто семейный пикник по сравнению с мерзостями, что там показывают, но все же не до такой степени.

— Поразузнай в любом случае.

— Но у тебя же есть твои обычные осведомители? Тот сутенер с Олд-Комптон-стрит и другие.

— Я сам разберусь, ладно?

— О’кей, о’кей.

— Позвони мне через пару дней в любом случае и будь осторожен.

— Настоящие убийства… Не знаю, не знаю… — Франки покачал головой.

— Брось. Не может быть, чтобы ты никогда не слышал, что убийства можно снять на пленку.

— Да, но за такими вещами не приходят в магазин. Они распространяются по другим каналам, далеко за пределами нашего бедного маленького мирка.

— Брызги говна летят далеко, — сказал Макдональд. — В этом раю, называемом Сохо, наверняка есть кто-то, кто знает.

— Завидую твоему оптимизму, Стив.

— Спасибо за чай, Франки.

— Я позвоню в среду.

Макдональд поднял в ответ руку и вышел. Он пересек Вардур-стрит и пошел по Олд-Комптон-стрит. Дождь прекратился, и люди сидели за столиками у кафе и делали вид, что наступила весна. «А я завидую их оптимизму», — подумал Стив. Наконец он вошел в паб «Коуч-энд-Хорсес», заказал пинту эля и стащил куртку. В пабе было еще не очень людно, но уже, как всегда, торчали литературные почти знаменитости и мечтающие стать знаменитостями, а также смертельная комбинация обоих вариантов. Он узнал пару когда-то многообещающих писателей, пропивающих тут остатки жизни. Пьяная женщина, сидевшая недалеко от Макдональда, вела беседу на повышенных тонах с двумя мужчинами у соседнего столика.

— Вы и близко не знаете, что такое быть джентльменом, — выкрикнула она, поднимая стакан ко рту.

Кабинет шефа отделения полиции Стуре Биргерсона был чисто убран, никаких пятен или клочков на столе. Эрику Винтеру импонировал такой стиль: можно сконцентрироваться на чем-то одном, важном сейчас, ничего не валяется вокруг, напоминая о недоделанном, никаких остатков недодуманных мыслей или обрывков отчетов, которые невозможно дописать до конца, как бесконечную историю.

В коридорах полиции Биргерсона называли Бухгалтером, хотя это прозвище он получил скорее из-за характера своей должности, а не собственных черт. Он всегда сидел в кабинете и ждал. Он ничего не рассчитывал, только читал. «Бог знает, куда деваются потом наши отчеты», — думал Винтер, присаживаясь к столу.

Шестидесятилетний Биргерсон был лапландцем, оказавшимся в южном городе Гетеборг по случайности, а не по большому желанию, но осевшим здесь навсегда. В отличие от всех других северян он не ездил каждую осень «домой» поохотиться. Он брал обычные две недели отпуска, но никто, кроме Винтера, не знал, куда он ездит, и Эрик не собирался кому-то рассказывать. Пока Биргерсон был в отпуске, его обязанности исполнял Винтер, но у него ни разу не возникало мысли позвонить шефу: он даже представить не мог ситуации, когда бы не знал сам, что надо делать.

— Должен сказать, что у тебя хорошее воображение, — сказал Биргерсон на том странном диалекте, который возникает только, если вырасти в далеком северном Мальмберге и переехать потом к Молндалс-Бру на юге Гетеборга.

Винтер не ответил, он смахнул что-то с галстука, привстал и поправил штанину, чтобы убрать складки.

— Результатов пока немного, но фантазия работает, — повторил Биргерсон и закурил.

— Дело движется, — сказал Винтер.

— Тогда рассказывай. — Биргерсон широко улыбнулся.

— Вы же читали наши отчеты.

— Так сложно переключаться между разными жанрами. Словно чередуешь страницу Торгни Линдгрена, страницу Микки Спиллейна.

— Какой стиль вы предпочитаете? — спросил Винтер, зажигая сигариллу.

— Линдгрена, конечно. Он же родной.

— Но результатов не видите.

— Не вижу.

— Я не согласен. Опрошены все свидетели, перелопачены все базы данных с нашими знакомцами и с незнакомыми. Не только я сижу за компьютером с утра до ночи. И мы задействовали все наши контакты — я имею в виду, действительно все.

— Хм. А вы говорили со Скугоме?

— Еще нет.

— Почему?

— Потому что еще рано. Я не хочу просить судебного психиатра составлять профиль, пока у меня так мало данных.

— Вот и я об этом.

— О чем?

— Что мало результатов.

— Результаты для вас — это чтобы мы писали отчеты потолще, пороли прессе всякой чуши побольше и нашли бы что-то столь убедительное, чтобы поразить сразу все начальство, — сказал Винтер.

— Кстати, о прессе — я надеюсь, что ты хорошо подготовился.

— Конечно.

— Прилетает целый самолет британских журналистов. И говорят, они пленных не берут.

— Вы насмотрелись боевиков, Стуре. Ваш язык пестрит англицизмами.

— Я хочу, чтобы сегодня вечером ты был там со мной.

— Так вы с ними тоже встречаетесь?

— Приказ сверху.

— Ах вот как.

— На фоне бойцов медиафронта империи ББС ты смотришься птенцом.

Биргерсон придавил сигарету в пепельнице.