Последнее падение - Дориана Кац

почти сразу же — наши каникулы начались ещё с двадцать седьмого числа, поэтому многие уже давно сидели дома и дожидались новогодних салатов и многочисленных подарков.

А у детей из младших групп была немного другая ситуация, точнее я была исключением из правил.

С младшими подгруппами просто не заключали контракты с проживанием. Но меня это уже не волновало, поскольку спустя два года в Академии, меня наконец-то перевели в среднее звено. Как и Татьяна, я теперь могла сопровождать ребят на летних сборах, а если повезёт, и Ирина Владимировна даст добро, то и на тренировочную базу сборной попаду — это, как вы понимаете, моя самая огромная мечта.

— Вообще, — мама громко и показательно зевнула. — У меня ещё ничего не готово. Как ты понимаешь, в этом году я всё пустила на самотёк, да и за покупками собиралась только вечером.

— Так мы вам поможем! — закричала Татьяна от радости, чуть не рухнув с кровати.

— Привет, Танюша! — уже более бодрым голосом сказала мама. — Ты давно меня на громкую поставила, Лин?

— С самого начала, просто Танька молчала. Ну так что? Сможешь забрать нас пораньше?

Мы затаили дыхание в ожидание ответа, уже предчувствуя сколько вкусностей сможем набрать в свои корзинки. Мама, выждав театральную паузу, наконец-то ответила:

— Сегодня. В пять тридцать у ворот объединения. Ждать не буду, опоздаете — знаете, что будет. Спокойной ночи, курицы.

Последние слова моей матери мы уже не слышали. Телефон упал на кровать, новогодняя музыка из радиоприёмника, который успела включить Татьяна, завопила в два раза громче, а мы, представляя себя на съёмочной площадке новогоднего клипа, начали прыгать по кроватям и разрывать глотки, пытаясь «попасть» в ноты.

Наше веселье, которое постепенно начало перерастать в битву подушками, было прервано внезапным стуком в дверь.

Мы настолько хорошо знали всех наших друзей, что даже по стуку в дверь могли определить кто именно, стоит на пороге. Однако этот стук сразу нас насторожил, потому что обычно этот человек очень редко заходил в нашу девчачью обитель.

Татьяна слезла с кровати и помчалась к шкафу, ища в нём толстовку, которую утащила у Разнова, и крикнула:

— Иди открывай! Работаем по плану «2Б»!

План «2Б» — это план «Большой Беспредел». Обычно он начинал работать в самых крайних случаях, когда Татьяна не знала, что именно её ждёт и никак не могла предугадать исход событий.

Я же, запутавшись в одеяле и оказавшись на полу, пыталась быстрее выбраться из своей мягкой ловушки.

Из-за двери послышались достаточно громкие крики:

— Лия, мать твою! Я говорил, что не хочу сюда приходить. Мало того, что с утра, так ещё и перед самым отъездом.

— Во-первых, не только мою мать, но и твою — а значит мать нашу. Но это не главное. А во-вторых, девчонки — мои подруги, и меня мало волнует, что ты там хочешь, а что нет, Кирюша.

После этих слов я уже представила скривлённую рожу Трубецкого и рассмеялась во весь голос.

— Вот видишь, — сказала Лия, — Они там. Как я и говорила. Можно войти, девчонки?

— Заходите! — крикнула я, с другой стороны.

Дверь отворилась и на пороге оказалась бодрая и цветущая Лилиана (даже нам иногда непривычно было называть её полным именем. Обычно только Ксения Александровна обращалась к ней так, но иногда, чтобы позлить нашу белокурую разноглазую красавицу, мы могли припомнить её полное имя — оно ей категорически не нравилось), а также угрюмый и сонный Кирилл.

Перед ними открылась не самая красивая картина — я, лежащая на полу и пытающаяся выбраться из оков одеяла, и Татьяна, которая наконец-то вылезла из шкафа и озадаченно смотрела на меня.

— Так вот почему ты не открыла, — пробубнила Сова, помогая мне выбраться из западни. — Я уже хотела выписать тебе подзатыльник.

— Ты была слишком занята! — рявкнула я.

— И чем же? — поинтересовалась Лия.

Она была одета совсем по-простому, не так как обычно. Но даже так, в обычных голубых джинсах и белом вязаном свитере — она выглядела потрясающе, будто сошла с обложки какого-нибудь модного журнала. Её пряный аромат, с нотками красного перца, заполнил комнату, скрещиваясь с запахом обезболивающих мазей, которыми Татьяна натирала все свои кости. От Лии уже веяло новогодней атмосферой и вечерними посиделками перед камином.

Кирилл же, как обычно, натянул спортивный костюм, особо не заботясь о своём внешнем виде. Как бы мать и сестра не старались привить ему чувство вкуса в одежде, но Трубецкой не готов был променять свой наряд. Поэтому на всех важных мероприятиях, выражал глубочайшее недовольство по поводу своего официального брючного костюма, мечтая поскорее сменить туфли на кроссовки, а рубашку — на помятую футболку.

— Она устроила поход по шкафным полкам. Видимо туда завезли последнюю коллекцию, — съязвила я, показывая Татьяне язык. — Ну что? Откопала что-нибудь хорошенькое?

Татьяна лишь лукаво улыбнулась, намекая, что выскажет всё что думает об этой ситуации чуть позже.

Пока девочки помогали мне выбраться из одеяла и застелить кровать, Трубецкой зашёл к нам в комнату и рухнул на застеленную, хоть и повидавшую активную тряску — после наших прыжков — кровать Совиньковой и начал искать что-то под ней.

— Ты ничего там не найдёшь, — строго сказала Татьяна. — Тайник опустел.

— Твой может и опустел, а мои запасы должны были остаться. Или ты их тоже умяла? Тогда понятно почему я почувствовал лишние килограммы, когда поймал тебя с выброса.

Лия бросила на Кирилла предупреждающий взгляд, из-за чего тот резко умолк и продолжил свои поиски.

На самом деле, разозлить Трубецкую было практически невозможно. Она была настолько спокойной и умиротворённой, что никто не мог даже представить какую ересь нужно было сморозить, чтобы она хотя бы повысила голос. Однако Кирилл прекрасно знал свою сестру в гневе. Он говорил, что в порыве ярости, она намного хлеще их матери. И вообще, Лия в гневе — это самое страшное, что придумало человечество. Если поставить перед Кириллом выбор — кого он боится больше — мать, Славянскую или сестру? То ответ очевиден, он боялся Лию.

Не знаю, что уж такого она ему сделала, но разговор с сестрой заставлял Кирилла испытывать тихий ужас. И зная это, Лия активно этим пользовалась, тем самым усмиряя братца, хотя иногда даже она была не в силах совладать с его характером.

— Нашёл! — закричал Трубецкой, доставая из-под кровати бутылку газировки.

— С каких пор он прячет свои пожитки в нашей комнате? — удивлённо поинтересовалась я. — Если у нас найдут такую гадость, то Славянская устроит нам трёхдневный кросс.

— С тех самых, — вмешался Трубецкой. — Если эту дрянь найдут у меня