Любовь сладка, любовь безумна - Розмари Роджерс

«Я боюсь, — подумала Джинни, но тут же поправила себя:

— Нет, не боюсь, просто места себе не нахожу. Это все ожидание, неподвижность, неизвестность. И одиночество».

Ее так подмывало зашуметь и разбудить Соню, чтобы Можно было прижаться к ней и поделиться страхами.

Джинни снова приоткрыла занавески. Ее внимание привлек кофейник на углях. Может, чашка горячего кофе успокоит ее, хотя этот кофе вообще ни на что не похож, его можно пить разве что с виски — когда горло жжет, не так заметна горечь. Девушка разделась на ночь, оставшись только в тонкой рубашке, и сейчас не задумываясь стащила ее через голову и надела темное ситцевое платье, наслаждаясь странным, почти чувственным ощущением прикосновения мягкой материи к обнаженной коже. Почему женщины вынуждены носить так много всего под платьем?

Осторожно перешагнув через спящую Тилли, Джинни спрыгнула с фургона. Позже она не могла припомнить, знала она или только предчувствовала все, что произойдет. Она присела у костра и потянулась за кофейником, но тут чьи-то руки запутались в ее волосах. Девушка не пошевелилась, не обернулась, потому что знала, кто это, словно ждала его появления.

— Вы не должны быть здесь.

— Знаю. Не смогла уснуть. А вы почему поднялись?

Джинни так и не повернула головы, только услышала тихий смешок:

— Я чутко сплю. И кроме того…

Руки медленно задвигались по ее спине, поднимая тяжелые локоны, и девушка вздрогнула от легкого прикосновения теплых губ.

— В такие ночи, когда дует жаркий ветер, воют койоты и предстоит драка, я обычно не сплю долго. Я хотел бы отправиться верхом, все равно куда и зачем, как это делают апачи.

— Но вы мужчина. У вас еще будет много таких ночей.

Вы можете ехать куда захотите! Как ужасно быть женщиной!

Приходится ждать, пока кто-нибудь не согласится проводить тебя. Иногда я думаю, что быть женщиной хуже, чем ребенком: мы обладаем умом и чувствами взрослых людей, но нам не позволяют их выказывать.

— Именно поэтому вы и не спите? Потому что чувствуете неудовлетворенность и тоску?

Теперь они оба стояли на коленях, глядя друг другу в лицо. Джинни нервно перебирала юбку, пока Стив не положил руку на ее ладонь.

— Я хотела бы… каждый раз, когда мы встречаемся, либо ссоримся, либо… Неужели не можем просто поговорить?

— Сейчас не время, не место для бесед, и у меня нет охоты разыгрывать джентльмена и флиртовать с вами под звездами, Джинни Брендон, — грубо перебил он и, не успела девушка что-то сказать, поднял ее, крепко сжимая тонкие пальцы. — Если бы вы знали, что для вас лучше, — продолжал он с нотками едва подавляемого гнева в голосе, — подхватили бы юбки и сбежали в фургон, в постель, — спать и видеть сны, привычные для маленьких девственниц. Потому что, если останетесь, я затащу вас под свой фургон и возьму, может, тогда узнаете, что такое мужчина!

Он слишком близко, лихорадочно думала Джинни. Но для размышлений не оставалось времени, да и как она могла мыслить ясно, когда Стив уже вел ее за собой.

Под фургоном было тепло и темно, словно в пещере, — они оказались отрезанными от всего мира. Джинни чувствовала, каким застывшим, негибким стало ее тело, когда Стив лег рядом.

Словно доска, подумала она, которая расколется и треснет, как только он коснется ее и…

И тут его руки обвились вокруг ее талии и привлекли Джинни к широкой груди. Через некоторое время, поняв, что он не собирается принуждать ее, девушка немного успокоилась и расслабилась. Он обнимал ее уверенно, спокойно, теплое дыхание чуть шевелило выбившиеся из ее прически прядки. Почувствовав, как уходит напряжение, Джинни слегка задрожала. Неизвестно откуда взявшаяся сила заставила ее прошептать:

— Я… даже не знаю, что делать, когда…

— Тише. Ничего не надо делать. Я хочу поцеловать тебя только и всего. Поверни ко мне лицо, Джинни.

Молча, не осмеливаясь открыть глаза, Джинни повиновалась, и он долго целовал ее, пока не согрел теплом своего тела и губ и она не начала отвечать на поцелуи. Пока они целовались, Стив мягко, осторожно вынул шпильки из ее волос, и тяжелая волна рассыпалась по плечам девушки.

Его губы двигались медленно, так медленно… от ее губ « мочке уха. Стив на мгновение зарылся лицом в ее волосы, Джинни ощущала внутренний трепет в себе и Стиве и хотела заговорить, сказать, что боится, но он вновь накрыл губами ее рот, и стало слишком поздно.

Руки Стива сжали ее груди, спустились вниз, исследуя изгибы и впадины через тонкую ткань платья. Когда его пальцы начали расстегивать крючки и пуговицы, Джинни вновь вздрогнула, но сопротивляться не было сил, а он… он уже не мог остановиться.

Джинни вынуждала себя лежать не двигаясь под ласками его губ и рук. Она хотела этого — какой-то частью мозга только сейчас сообразив, что, возможно, желала лежать с ним вот так, рядом, с самого начала, когда Стив впервые сжал ее в объятиях, осыпая безумными поцелуями. Но никакое воображение не могло сравниться с реальностью — тем самым «что мужчины и женщины делают вместе», тем, что она с подругами обсуждала шепотом в пансионе. В их представлении это было чем-то ужасным, пугающим, неизбежным, но не имеющим ничего общего с тем, что происходило сейчас.

Нежно, все еще целуя Джинни, Стив осторожно снял ее руки со своей шеи, и девушка вновь задрожала, почувствовав, как платье, ее последняя защита, соскользнуло с тела. Она не думала, что он захочет видеть ее обнаженной, и только зажмурила глаза и, стиснув зубы, смогла преодолеть застенчивость и заглушить рвущиеся из горла протесты. По крайней мере он, благодарение Богу, знал, что делать. Куда девались его грубость и жестокость? Он был так нежен и терпелив, бесконечно терпелив…

Джинни ощутила прикосновение его губ к груди; язык едва прикасался, ласкал, гладил, облизывал твердые камешки сосков, пока из горла Джинни не вырвался стон — странный, несвязный звук, и в это же время руки его спустились еще ниже, застав ее врасплох.

— Не нужно, любимая, не скрещивай ноги. Твое тело так прекрасно — зачем его стыдиться…

Стив целовал ее волосы, глаза, лицо, бьющуюся на шее жилку и потом снова груди, пока она не раскраснелась; буря непонятных буйных чувств сотрясала девушку, тех самых, что обуревали ее в то утро, в горах, когда Стив целовал ее.

Неожиданно руки Стива оказались между ее бедер, гладя шелковистую кожу внутренней поверхности, очень медленно перемещаясь вверх. Джинни снова вскрикнула, инстинктивно, глухо, когда сильные пальцы отыскали средоточие ее женственности, но Стив заглушил крик губами:

— Тихо, любимая. Я буду осторожен, только лежи тихо…

Он говорил с ней так мягко и спокойно, словно с кобылой, которую нужно усмирить и подготовить к первой случке, пока Джинни не забыла обо всем и не позволила Стиву делать, все, что он хотел; ее тело извивалось и изгибалось, стремясь получить что-то неизвестное, достичь неизведанного, чего невозможно понять или узнать, пока не встретишь; руки Джинни взлетели, чтобы привлечь Стива, ближе, ближе, пока Джинни не растворилась в пространстве и не возвратилась на землю, все еще конвульсивно вздрагивая, широко раскрыв глаза.