Чаша судеб - Елизавета Дворецкая

– Слава Перуну и Макоши, других сыновей у князя Предибора не водилось! – со сдержанным удовольствием ответил воевода. – А жаль: они бы теперь, как Твердиславичи, наследство делили, а на нас не зарились. А Боримир…

– Если он не зарится, то я – крылатая корова! – поспешно вставил Баян.

Смеяна залилась смехом, женщины и девушки, хлопотавшие возле длинных столов, зафыркали, прикрывая рты рукавами или пряча лица у плеча, одна даже уронила большое деревянное блюдо.

– Видели мы князя Боримира, – продолжал Гневуша, переждав смех. – За наши межи он не лез, но охотился по Краене уже не раз. Даже здесь с заборола слышно: рога трубят, кличане вопят… Мы тоже по своему берегу полки посылаем проехаться – ну, чтобы кони не застоялись зимой-то…

– Это вы правильно! – решительно одобрил Баян. – Я вот сам бы тоже…

– Ты вот что мне скажи! – хмуро перебил Держимир брата, обращаясь к воеводе. – Почему раньше не дал знать, что в Огнегоре князь сменился?

– Хотел я, княже, сразу тебе весть дать, – спокойно ответил Гневуша. – Да тебя зимой не найти было.

Держимир промолчал, потому что это было правдой. Узнав о сватовстве Светловоя и Дарованы из купеческих пересудов, он хотел обезопасить свои собственные замыслы и держал их в тайне даже от прямичевских бояр.

– Да ты не тревожься, княже! – бодро продолжал воевода. – Ныне к нам боги милостивы, всякое дитя видит. Даст Перун…

Он многозначительно посмотрел сначала на Смеяну, потом на сокола. Перехватив его взгляд, Держимир посветлел лицом.

– А чего он хочет, этот Боримир? – с любопытством спросила Смеяна.

– Известное дело: хочет всю Краену себе взять и к Ветляне выйти, – принялся рассказывать Гневуша, и Смеяна вдруг вспомнила деда Добреню: истокский воевода был так же нетороплив и приветлив.

Позабыв про рарогов, она вздохнула про себя. Легко приспосабливаясь ко всяким переменам, Смеяна давно привыкла к Держимиру и Баяну, к Озвеню и дружине «леших», привыкла даже считать племя дрёмичей своим собственным и принимала его заботы к самому сердцу. Но нередко ей вспоминался род Ольховиков, огнище, на котором она впервые увидела свет, и ей казалось, что когда-нибудь она непременно вернется туда. С беспокойством и чувством вины, которые уже стали привычны, она вспомнила Светловоя. Но это воспоминание навевало на нее такую тоску, что она скорее перевела взгляд на прямичевского князя. Как же они были не похожи! Светловой поначалу вызывал у нее восхищение, а Держимир – неприязнь и страх; но восхищение Светловоем постепенно перешло в тревожное сострадание, какое вызывает больной, а в чувствах к Держимиру заметно прибавилось уважения как к человеку здоровому и твердо стоящему на ногах. Разлученная со своим первым возлюбленным, она страдала поначалу, а потом вдруг будто прозрела и увидела, что Баян был прав: Светловой безумен. Она вспоминала его мечтательный взгляд, мягкую и отстраненную улыбку, и всем существом ощущала прозрачную стену, которая отделяла избранника Лели от людей. Он жил в другом мире, куда увлекла его любовь к богине Весне, и даже самые горячие чувства земных девушек не могли растопить эту ледяную стену.

Держимир улыбался гораздо реже и не умел мечтать. Часто Смеяна негодовала на его вспыльчивость и упрямство, не раз уже ссорилась с ним и грозила уйти. Но, пожалуй, не всерьез. Уходить она не хотела, и Держимир, кажется, и сам это подозревал. У него имелась тысяча недостатков, Смеяна часто стонала и жаловалась, как же с ним тяжело, но на самом деле с Держимиром было гораздо легче, чем с мягким, приветливым Светловоем. Он весь находился тут, по эту сторону бытия, и всеми силами стремился как можно лучше исполнять свой долг перед племенем дрёмичей и своим родом. Стыдно было не помочь ему в этом.

А теперь перед ними лежала река Краена. Оставалось совсем близко до святилища Макоши, в котором хранилась Чаша Судеб, ее заветная цель.

От задумчивости Смеяну пробудил гулкий голос Озвеня.

– Вовремя князь Предибор помер! – радостно гудел воевода. – У нас с Боримиром никаких докончаний не положено, обетов мирных мы ему не давали! Вели, княже, рать собирать – пойдем и от Ратицы всех рарогов вышибем! Чтоб они про эту реку забыли, что она на свете есть, и на нашу сторону смотреть боялись!

– Да ты что? – возмущенно закричала Смеяна, прежде чем Держимир успел ответить. – Ты князя такому научишь, что ни дня мирного не будет! Не слушай его, княже! – с жаром обратилась она к Держимиру. – Хоть у вас с Боримиром докончаний нет, но вы и повздорить еще не успели!

– Не надейся! – тут же вставил Баян. – Успели. Как сейчас помню…

– Тогда он был княжич, а теперь князь! Совсем иное дело!

– Едва ли сам Боримир с тобой согласится! – задумчиво сказал Держимир.

Но он не спешил согласиться с Озвенем, и Смеяна надеялась его убедить.

– Предложи ему мир! – продолжала она. – Сейчас, пока он еще на столе не укрепился, он согласится! И вовсе он не подумает, что ты слаб и боишься! – перебила она Озвеня, открывшего было рот, и так точно угадала, что воевода хотел сказать, что тот замер с раскрытым ртом.

Держимир ухмыльнулся, Баян насмешливо фыркнул. Истокцы, изумленные поначалу, что девица вмешивается в обсуждение таких важных княжеских дел, как мир или война, тоже заулыбались.

– Он не согласится. – Держимир мотнул головой. – Ты как мыслишь, посадник?

Гневуша неопределенно повел плечами.

– Раньше, по моему разумению, не согласился бы. А сейчас… – Воевода многозначительно посмотрел на Смеяну, потом на сокола. – А сейчас, может, и согласится. Если боги за нас…

– Согласится! – уверенно и настойчиво воскликнула Смеяна. – Вот увидишь! Зови его сюда! Далеко тут до… какой у них там стольный город?

– Эх ты, простота! – завопил Баян. – Такие дела решаешь, а не знаешь, у кого какой стольный город!

– Ну что же… – Держимир задумчиво посмотрел сначала на Смеяну, потом на воеводу Гневушу. – Он разговора хуже не будет. Не послать ли и в самом деле в Огнегор, как думаешь, боярин?

* * *

Утром, умываясь и заплетая косы, Смеяна заметила, что жена Гневуши и две его дочери, в горницах у которых она ночевала, посматривают на нее как-то необычно. В их взглядах отражалось не просто любопытство, уже привычное ей, но и робость, и изумление. Они как будто подозревали в ней не то, что она есть на самом деле. Обеспокоившись – а вдруг они ясновидящие и сумеют разглядеть в ней рысь? – Смеяна привычно схватилась за рысий клык в янтарном ожерелье. И руки девушки, подававшей ей ленту, сильно вздрогнули, в лице мелькнул настоящий страх.

– Вы чего такие чудные? – прямо спросила Смеяна.

Девушки переглянулись, опустили глаза. Им было лет по шестнадцать-семнадцать, но они так походили друг на друга, что она даже не понимала, которая из них старшая. Ничего общего с Гневушей в них не замечалось, зато обе казались точными слепками со своей матери-боярыни: такие же заостренные черты лица, тонкие носы, огромные глаза под густыми бровями. И выговор у них был странным, не дрёмическим, хотя и не совсем чужим.