Минуемое - Арсений Долохин

совсем не важно. Юная жрица смерти стала спрашивать меня о чем-то еще, особенно интересно ей стало, считаю ли я допустимым говорить людям неправду. Я сказал, что в вынужденных случаях это вполне допустимо. Юная жрица смерти опустила крышку унитаза и уселась на него, вытянув ноги примерно на тот же манер, когда клала их на меня, только теперь уперлась стопами в раковину. В моей голове сразу же заструились кадры из зарубежных фильмов про подростков с нелегким внутренним содержимым. Юная жрица смерти стала рассказывать о своем отношении к правде и неправде и о каких-то других своих нравственных ориентирах. Какое-то время я слушал ее стоя, потом опустился на корточки и прислонился спиной к холодной стене. Мы смотрели друг на друга, она увлеченно рассказывала мне о чем-то, что-то внутри меня продолжало размеренно течь, попадая в места, которых раньше как будто и не было. Потом она встала с унитаза, и мы вернулись к остальным подругам.

После нас в туалет заглянула подруга в порезанных штанах. Пока ее не было, юная жрица смерти вспомнила, что умеет не только эротично скалить клыки, но и дерзко задирать губу. Мне эта процедура всегда казалась требующей недюжинной мимики, но юная жрица смерти справилась без проблем. Когда подруга в порезанных штанах вернулась, юная жрица смерти заметила, что и ей неплохо бы очиститься. Проходя мимо меня, она как будто невзначай коснулась моей шеи, из-за чего в моей крови снова заиграло что-то, растертое в порошок. Возвратившись, юная жрица смерти решила оставить мне на память еще одну частичку себя. Снова оседлав мое бедро, она протянула все тот же красный фломастер уже к моей левой руке и принялась рисовать, кокетливо оскалившись. Когда она придвинулась чуть ближе, я слегка коснулся губами ее волос и ощутил не совсем естественный, но вполне понятный запах их цвета. Вскоре она закончила работу. С левого предплечья на меня смотрела лягушка, стоящая на задних лапах. Вместо широких глаз у лягушки были маленькие точки, углы рта были слегка изогнуты книзу, как будто лягушке часто и много что-то говорили, но ничего при этом не объясняли. Между ног у лягушки был торчащий строго вниз половой член с обязательным в человеческой физиологи придатком, пусть и непарным. Рисунок вышел хоть и незатейливым, но теплым. Я благодарно кивнул юной жрице смерти, потратившей на меня еще одну крупицу своего природного дара.

Потом неожиданно заговорили о книжках с картинками, где герои изъясняются посредством исторжения из себя мыльных пузырей с заключенными в них буквами. Юная жрица смерти уселась на стол, уперев свои ноги уже в оба моих бедра, и стала хвастаться воистину обширным кругозором. Она знала действительно очень много; чтобы ей легче было вспоминать разные подробности, я поглаживал ее лодыжки, хрупкие и податливые. Юная жрица смерти рассказывала про детей одного всем известного с детства героя, которых у него оказалось неожиданно много для меня, безошибочно называя их имена, привычки и мельчайшие детали их биографий. Глядя на без остановки вещающую о своих еще не умерших интересах юную жрицу смерти, я вдруг заметил еще одну ее схожесть, а именно с актрисой, игравшей в экранизации книжек про говорящих пузырями людей дерзкую рыжеволосую героиню. Юной жрице смерти это польстило; заметив, что я почему-то отпустил ее лодыжки, она взяла меня за руки и принудила к возобновлению процесса. Нарисованные вокруг глаз звезды усилили впечатление относительно того, что она и сама была наделена всем, чем только можно. Рассказав о детях всем известного с детства героя, юная жрица смерти слезла со стола и направилась в объятия подруги в порезанных штанах. Проходя мимо меня, юная жрица смерти вдруг сделала вид, что меня нет на стуле; я не понял, ждала ли она от меня каких-то ответных знаков или нет. Поднявшись через пару мгновений, юная жрица смерти добралась-таки до подруги в порезанных штанах и снова срослась с ней, обхватив ее не слабее, чем совсем недавно меня в туалете.

Ночь понемногу перетекала в раннее утро; подруга в очках успела порисовать на доске и на всякий случай все стереть. Подруга в порезанных штанах неоднократно вспомнила о том, что заночевать в общежитии ей уже не светит. Юная жрица смерти молча лежала на диване, выгнувшись изящной скобой, и что-то рассматривала в своем телефоне, я время от времени поглядывал на нее, пытаясь вычислить угол, под которым она изогнулась. Изредка смотрел на свое отражение в зеркале сбоку от меня; я был все таким же, ничуть не хуже.

Потом юная жрица смерти встала с дивана и сказала, что сейчас за ней приедет такси. Впервые за вечер я испытал чувство, которое было мне не очень сильно нужно; если бы такси приехало за кем-то другим, я бы отнесся к этому с большим пониманием, теперь же мне было не совсем понятно, как я дальше буду удерживать внутри себя одновременное ощущение несбыточного и абсолютно допустимого. Юная жрица смерти стала собираться; я тоже встал и подошел к зеркалу. Уместиться в нем целиком удалось, лишь сгорбившись и слегка согнув колени. Юная жрица смерти обулась и надела куртку; подойдя к ней, я сказал, что она уходит как-то неожиданно. Юная жрица смерти улыбнулась и сказала, что ей действительно пора, обняв меня, аккуратно прильнула губами к моей щеке, потом попрощалась с подругами и подошла к двери, напоследок посоветовав не брезговать нормами санитарного и эстетического приличия при возникновении каких-нибудь внятных мыслей. Я спросил, смогу ли я как-нибудь снова о ней услышать, если пойму, что все произошедшее мне не приснилось. Юная жрица смерти ответила, что я смогу найти ее через подруг или сразу по имени. Вытащив телефон и потыкав в экран, я убедился, что она не лукавит.

Когда шаги за дверью стихли, я вернулся в комнату и сел на диван, в разложенном виде оказавшийся просторным и уютным. Подруга в очках предложила послушать еще одну забавную историю. Мы с подругой в порезанных штанах оказались не против. Потом подруга в очках опять что-то объяснила нам с помощью доски на стене и снова все с нее стерла. Я сверился с часами в телефоне и узнал, что утро наконец наступило, хоть и очень раннее и совсем еще темное. Подруга в очках тоже собрала свои вещи, дала некоторые напутствия собравшейся ночевать в студии подруге в порезанных штанах, буднично пошутила на прощание и ушла. Мы остались с подругой в порезанных штанах вдвоем.

Сообразив, что сидеть так далеко