Джек на Луне - Татьяна Русуберг

— Не, — я попятился, тряся головой, и чуть не запнулся о лежавший поперек дорожки велик. — Не надо. Со мной все в порядке, правда.

— Да брось, промыть-то хотя бы надо, раны в земле, — она протянула ко мне маленькую руку, звякнули фенечки на запястье. Я дернулся в сторону, прикрывая ссадину на локте ладонью.

Она вскинула на меня удивленные глаза, и я едва успел пробормотать, прежде чем снова утонуть в них:

— Я… мне ехать надо. Спасибо, но мне правда надо… ехать.

— Ладно, — посмотрела на меня как-то странно, покусала губу. Я взгляд отвел, почувствовал, что ем ее глазами, как голодный волк — Красную Шапочку. — Тогда… Подожди тут. Я мигом.

Гравий хрустнул. Смотрю — шагает быстро к велику, вот попрыгала на одной ножке, камешек ей в шлепку попал. Думаю: нет, не может быть, чтобы она это сказала. Наверное глюки опять у меня. Зачем ей нужен дебил, который на велосипеде нормально проехать не может, мычит, как телок, и слюни пускает? А девчонка свой драндулет за руль тащит и прямо к черному почтовому ящику сворачивает. И прежде чем в калитку нырнуть, улыбается мне. Прикиньте!

Короче, я "Призрака" вздернул кое-как на колеса, футболкой утерся, жду и думаю: Эллен она, Лэрке или София? Нет, Эллен, скорее всего, мать. Даки обычно на ящиках имена родителей первыми пишут, а детей потом. Значит, Лэрке или София. И то, и то красиво. Ей бы подошло. Только, может, зря я все-таки тут торчу, пень-пнем? Не вернется она?

Тут слышу — за живой изгородью голоса. Кусты высокие, не видно, кто там, но вроде по звуку — чудо с велика и ребенок. Потом заскрипело что-то ритмично, и вдруг:

— Привет! — совсем близко голосок тоненький и хихиканье.

Головой завертел — никого.

— А я тут!

На этот раз я заметил взметнувшиеся кудряшки с развязавшимся бантом и чумазую мордаху. Все это с визгом ухнуло за кусты, но тут же возникло снова. За изгородью, по ходу, стоял батут.

— А Лэрке уже идет, — сообщило дитё, взлетая над зеленью в следующий раз.

Значит, все-таки Лэрке. Кажется, по-датски это означает какую-то певчую птаху, жаворонка что ли? Я глянул в сторону калитки: точно, девчонка направлялась ко мне, без велика, но с моим запропавшим шлемом в руках. Блин, откуда он у нее?

— Это не твой? — спросила она, лукаво прищурившись. — Кто-то его у озера забыл, а София его домой притащила. Сестренка маленькая еще, ей пять только.

— Ничего я… не маленькая! — сердито крикнула мелкая, развеваясь бантом.

— Ага, мой, — промямлил я и протянул руку, осторожно, чтобы не коснуться Лэрке. — Спасибо.

— А у тебя шампунь, — провопила София, взлетая на этот раз вверх ногами, — противоблошиный есть?

Я не отвечаю, потому что в нирване и путешествую из зеленого моря в янтарное, а потом в ультрамариновое. У нее трехцветные глаза, у Лэрке. И очень теплые.

— Если нет, купи, — бант наконец слетел и исчез за кустами. — А то… — скрип батута, — я шлем мерила, — радостный визг. — А у меня, — скрип и хихиканье, — вши!

Я выпучился на мелкую, ставшую теперь совсем похожей на Нахаленка — очень лохматого и очень гордого собой. А старшая сестра рассмеялась, будто кто-то рассыпал в воздухе звенящую волшебную пыль, которая дает способность летать. И я заржал вместе с ней. Просто не мог удержаться, так это было заразительно. Софию позвали в дом, она убежала, а мы все давились последними смешинками.

— Ты все-таки протри его внутри чем-нибудь, — кивнула Лэрке на шлем, отдышавшись. — У Софии, и правда, вши. Где она их только находит?

Внезапно я понял, что снова молча пялюсь на нее, хотя вроде как пора уже и ехать — сам же сказал, что мне надо куда-то, кретин. Короче, чтобы еще и вруном не показаться, полез в седло:

— Спасибо, — говорю, — еще раз. Но мне, правда, пора.

Она кивнула: пора, так пора. Я развернулся и покатил. Кручу педали и крою себя по-всякому. Остолоп пришибленный, дятел задолбанный, ну кто тебя за язык-то тянул? Куда тебя понесло, по отчиму-извращенцу соскучился? И обернуться хочется до жути, аж шею свело, но боюсь, потому что, если снова с велика слечу, то она ж точно решит, что я мудило лоханутое, и знать меня вообще не захочет.

Короче, так я и не обернулся. Покурил в кустах, проветрился, домой прикатил. Там мать сначала поохала над моими ссадинами, потом намазала зеленкой — на морде насильно. Ну какого хрена я зеленый буду ходить, как Робин Гуд? Даки не поймут, у них такой шняги нету в аптеках, подумают еще заразный или время года перепутал, Фестелаун-то[14] в феврале! Но ма была неумолима. Намазала и отправила убираться в комнате.

Тогда я и обозрел полный размер срача, который устроил. В шкафу даже полка оказалась сломана, причем верхняя. Висел я на ней, что ли? Провозился до прихода Себастиана, но, к счастью, закончил вовремя. Не хватало еще, чтоб этот урод знал, как меня переклинило. Ма, правда, за ужином сболтнула о том, как я "шлем искал", но отчим только покивал хмуро: на работе у него аврал случился, так что он ноут из офиса с собой припер и весь вечер собирался хвосты подбирать за какой-то Сюзанной.

Мать так и легла одна — Себастиан закрылся в своем кабинете тире библиотеке, а я лезть к нему уж точно не собирался. Спать долго не шел, смотрел какой-то тупой ужастик по ящику, пока отчим не наорал на меня через дверь и велел выключить звук. Я вырубил телек и пошел к себе. Сел на кровать, типа штаны снять — и все. Выпал. Я теперь думаю, если бы Сева в ту ночь ко мне полез, я бы или ему глотку перегрыз или себе бы ее потом перерезал. Но мне повезло: отчим, по ходу, так уработался, что не до меня ему было. А может, пасынок с наполовину зеленой мордой его не возбуждал. В общем, утром глаза продрал, смотрю — валяюсь я поверх одеяла, одетый, только ширинка расстегнута. Типа где сидел, там и упал.

После завтрака сразу на велик и к белой вилле намылился. Зачем, не знаю даже. Просто хотелось очень снова Лэрке увидеть. Хотелось — это даже не то слово. Тянуло меня к ней, как железные опилки к магниту. До того, как ее встретил, я и был, как те опилки — остатками чего-то. А рядом с ней все эти перепутанные растерзанные кусочки вроде как собирались снова, пусть не в целое, но хотя бы в нечто, что это целое напоминало.

Короче, потыкался я туда-сюда, пока не нашел стратегический пункт — за углом живой изгороди на той стороне, что к озеру ближе. Если голову высунуть из-за куста, видна калитка в сад Кьеров. Выйдет девчонка оттуда, я ее не упущу. Организую "случайную" встречу. Вот только вдруг она не одна будет? Может, у нее вообще парень есть. Даже, скорее всего, есть — это тебе не крашеная Адамс с кемпинга. И чего тогда? Я решил, что действовать буду по обстоятельствам.

Загорал под кустами долго. То ли вставало семейство Кьер поздно, то ли никуда им было не надо с утра. Только какой-то парень (я надеялся, Марк) вырулил из ворот на мопеде, воняя бензином, и умчался в сторону шоссе. А потом я услышал это снова. Ветерок донес музыку, или она заставила воздух колебаться голубоватыми волнами? Она говорила о смехе Лэрке и об отражении солнца в ее глазах. О том, как алая ткань вьется вокруг ее ног, и о том, как бросается под них мир опрокинутых деревьев и облаков.