Серебрянка, или Напевы морской раковины - Элинор Фарджон

– Нянюшка, да ты просто красавица! – воскликнул Нолличек, обнимая старушку. – Ну всё, пора отправляться. Кого мы ждём?

– Ребёнка, разумеется.

– Ребёнка? Он разве тоже идёт? Нет, Нянюшка, нельзя его брать, он слишком мал.

– Глупости! Чьи это крестины, по-твоему?

– Жалко, что не мои, – сказал Нолличек. – Я бы справился куда лучше. А младенец даже не сможет сказать епископу своё имя. Или сможешь? – спросил он у малютки, которую уже облачили в крахмальный конверт с кружевным покровом. – Ну, как он там? – Нолличек слегка приподнял вуаль. – Наверно, перевозбуждён?

– Она спит, как ангелочек, – ответила мамаша Кодлинг, укладывая до поры внучку в колыбель. Она знала, что перед выходом в церковь их ждёт сюрприз.

И вот в детскую торжественно вплыла кухарка Китти в шерстяной шали, которую прежде не могла найти, поскольку мамаша Кодлинг постелила её на гладильную доску. В руках кухарка держала изящную гипсовую вазу с рукотворными розами: веточки мастер выточил из слоновой кости, листья выковал из серебра, а цветки смастерил из атласа и шёлка.

– О-о! Что это? – восторженно ахнул Нолличек. – Что это такое? Что это? Что?

– Верхушка торта, – объявила кухарка с большим достоинством.

– А она сладкая? – Нолличек уже протянул палец – отколупнуть хоть кусочек.

– Нет, украшательная, – строго сказала Китти и ударила короля по руке, чтобы ненароком не испортил красоту. – Джен, милочка, раздвинь-ка занавески.

Джен дёрнула за шнур с кистями, и белые кисейные занавесочки, обрамлённые розовыми лентами, встрепенулись и разлетелись в разные стороны. За ними открылся огромнейший торт с сахарным цветком, сахарной голубятней и часовенкой и с сахарными херувимчиками на самой верхушке. Их поднятые над головой пухлые ручки почти доставали до потолка.

– О! Оо! Ооо! Оооо! – воскликнули Эйб, Сид, Дейв и Хэл.

– Оо-оо-оо! – воскликнул Нолличек.

– Даже резать жалко, – вздохнула Мегги.

– Но мы ведь разрежем? – забеспокоился Нолличек. – Правда, Нянюшка? Разрежем?

– Ну конечно разрежем. Куда он денется?

– И мне дадут кусочек? Да, Нянюшка? Дадут?

– Если будешь паинькой.

– А я подносил сахар для глазури, – похвастался Эйб.

– А я ходил за миндальными пастилками, – похвалился Сид.

– А я притащил изюминки, – стал бахвалиться Дейв.

– А я приволок засахаренные вишни. – Хэл задрал нос выше головы.

– Может, ты ещё и торт испёк? – фыркнула Китти.

Торт был её детищем, её шедевром, и сейчас наступил самый торжественный момент в её кухарочьей жизни. Взобравшись на стул, она водрузила вазу с серебряно-атласными розами на поднятые руки херувимов.

– Вот! – сказала кухарка и, отдуваясь, слезла на пол.

– Аж слюнки потекли, – сказала мамаша Кодлинг. Она вперевалку пересекла комнату и подошла к Долл: – Поторопись, девонька. Быстрей начнём, быстрей закончим. И вернёмся торт есть.

– Зря вы, маманя, слова тратите, – вступил в разговор Нолличек. – Долл с нами не идёт.

– Что-о? – воскликнула поражённая мамаша Кодлинг.

– Долл говорит, что не пойдёт на крестины.

– Не пойдёт?! – Все ахнули. – Мать не пойдёт на крестины собственного ребёнка?

– В жизни такого не слыхивала. – Нянька поджала губы.

– Ну… – Король несколько смешался. – Она сама сказала, что не пойдёт.

– Почему? – спросила Нянька.

– Почему? – спросила мамаша Кодлинг.

– Почему? – хором спросили все.

– И подарок она ребёнку не приготовила, – добавил Нолличек.

– Мать ничего не дарит своему ребёнку?

Все ахнули.

– Почему? – спросила Нянька.

– Почему? – спросила мамаша Кодлинг.

– Почему? – с упрёком спросили все и уставились на Долл.

А она, заливаясь слезами, спрыгнула с подоконника и крикнула:

– Почему? Вам интересно – почему? Хорошо, я объясню! Я сейчас всё объясню! Я не дарю ребёнку подарок и не иду на крестины, потому что… – Ей не хватило дыхания, и она судорожно глотнула воздух.

– Потому что?.. – повторили все.

– Потому что никаких крестин не будет, – прошептала бедняжка Долл.

– Эта девица с ума спятила, – заявила Нянька.

– Точно! Помешалась! – подхватили все.

– Нет, я знаю, что говорю, – твёрдо сказала Долл. – Крестин не будет.

Мамаша Кодлинг погрозила ей пальцем:

– Что это ты вздумала, девонька? Взгляни-ка, вон твоя дочка в новеньких праздничных одёжках – из льна, что ты вчера спряла.

– Я не спряла ни единой нитки.

– Что? – Король с придворными не поверили своим ушам.

– Ты же прекрасно знаешь, что я не умею прясть, – сказала Долл матери и, повернувшись к Нолличеку, выпалила: – Пора и тебе знать, что я не лучшая, а худшая пряха в Норфолке.

– Но… но… но… – Нолличек совсем растерялся. – А как же двенадцать мотков пряжи за полчаса? Ты ведь столько спряла, когда мы познакомились? Правда, Нянюшка? Она же спряла? Маманя, вы же сами так сказали? И вы ещё оторопели от её проворства, помните? Помнишь, Нянюшка? – Ошеломлённый Нолличек, пометавшись между Мамашей Кодлинг и Нянькой, повернулся к Долл: – Ты ведь целую дюжину спряла, помнишь?

– Дюжину. Только не спряла, а съела. И не мотков, а беляшей, – потупившись, прошептала Долл.

– Двенадцать беляшей? – не поверил Нолличек. – За один присест?

Долл стыдливо, не поднимая глаз, кивнула.

– И у тебя не заболел живот?

Долл снова кивнула и закрыла лицо руками.

– Моя удивительная, моя чудесная девочка! – восхищённо воскликнул Нолличек и бросился её обнимать.

Сам он однажды, тайком от кухарки, съел дюжину пончиков, и в животе у него после этого так урчало, что Няньке пришлось дать ему лакричного порошку. А тут девчонка съедает дюжину беляшей! И не какая-нибудь чужая девчонка, а его собственная жена! Он обнял её так крепко, что чуть вовсе не задушил в приступе нежной любви.

Долл едва слышно пробормотала:

– Ох, Ноллик, если б я только знала! Если б я знала, что ты полюбишь меня не только за лён, но и за беляши. Я не стала бы говорить, что я пряха, честное слово!..