Надежда рода - Евгений Решетов

Между тем Алёшке стало легче. Кровь прекратила идти изо рта, а рана покрылась громадной болячкой. Но он всё равно умирал. Пусть не так быстро, но всё же без хорошего мага жизни его ждёт смерть. Малое исцеление Фёдорова лишь немного исцелило его, уж простите за неуместный каламбур.

Я торопливо выдохнул, пытаясь поднять брата с земли:

— Лёшка, пошли. Тебе надо в город, к целителю, иначе ты умрёшь. Вставай.

— Нет! Я не брошу золото! — вдруг выпалил он, закашлялся, сплёвывая сгустки крови, и алчным взором посмотрел в сторону ямы.

Вокруг неё валялись блестящие жёлтые кругляшки. Брат подумал, что я оставлю здесь золото, но у меня и мысли такой не было. Ведь нам действительно нужны деньги. И уж сотню монет я точно смогу донести до машины.

Алёшка же продолжал шептать, тряся головой:

— Не оставлю… не оставлю… Мы нашли золото и не можем бросить его. Лучше оставь меня здесь.

— Я возьму сколько смогу. Остальное перепрячу. А потом мы поковыляем к грузовику. Ладно? — решил я, видя фанатичный огонёк, блуждающий в глазах брата.

— Хорошо… хорошо, — прохрипел он, кривя лицо.

— Лежи тут и не двигайся, — протараторил я, смахивая пот со лба.

Я побрёл к яме и увидел на её дне развороченный гроб из прогнивших досок. Около него оказались разбросаны золотые монеты и осколки глиняного горшка. А в самом гробу лежал перевёрнутый железный ларец, покрытый пятнами ржавчины.

Как же душегубы зарыли сюда награбленное, если здесь лежал лич? Или он уже потом перебрался поближе к золоту? Шут его знает. Не до того мне сейчас. Надо торопиться, а то мы не успеем добраться до грузовика до наступления сумерек.

Мне удалось мягко спрыгнуть на дно ямы. Там я покачнулся от слабости и стал рьяно собирать монеты. Их оказалось не так много, как хотелось быть, меньше сотни. Но они всё равно прилично оттянули мои кармана, а для меня сейчас и иголка имела вес.

Собрав их, я перешёл к ларцу. Он оказался тяжёлым, а его крышка не открывалась из-за крошечного навесного замка. Несмотря на ситуацию, меня разобрало здоровое любопытство. Что же там внутри?

Я торопливо огляделся и нашёл приличного размера камень. Он помог мне сбить замочек. И я открыл ларец. Внутри покоилось немного золотых украшений и сотни серебряных монет разной чеканки: были даже квадратные и с дырочкой в центре.

Нет, я точно столько не унесу. А это что такое? Под покровом монет лежал полусгнивший бархатный мешочек. Мне даже не пришлось раскрывать его горловину. Из него и так выпали сложенные вчетверо жёлтые листы бумаги.

Я взял их, аккуратно развернул и быстро пробежал взглядом. Они оказались исписаны размашистым энергичным подчерком и кое-где их пятнали потёки давно высохшей крови. Некоторые слова были безбожно сокращены, а другие явно являлись профессиональными терминами. Но мне всё-таки удалось кое-что понять. Бумаги точно принадлежали некоему профессору Николаеву. И вряд ли он был из числа душегубов. Скорее всего, его убили во время пути по тракту.

Но вот зачем бумаги профессора бросили в ларец? Разве они имеют какую-то ценность для разбойников? Неужели их можно продать? Последний лист бумаги косвенно ответил мне на этот вопрос.

Глядя на него ошарашенными глазами, я удивлённо выдохнул:

— Ну это точно рояль в кустах.

Солнце коснулось горизонта. А я только сейчас подхватил Лёху под руку и вместе с ним побрёл прочь от Чёрного погоста. Ларец с серебром и золотыми побрякушками остался в старой лисьей норе, которую я завалил землёй.

— Ты хорошо скрыл за собой следы? Никто не найдёт наше добро? — жарко прошептал мне в ухо брат и судорожно закашлялся. У него явно было травмировано одно лёгкое.

— Угу, — устало выдохнул я, сгибаясь под весом Алёшки. Да ещё и золотые монеты в карманах тянули меня к земле. — Ты лучше подумай вот о чём… Если мы не успеем к грузовику, то нас сожрут чудовища. И после этого нам будет весьма проблематично потратить золото.

— Руслан обещал ждать нас до наступления сумерек. Он — человек слова, — уверенно прохрипел Лёшка, сплюнув на землю сгусток крови. — У нас ещё есть время. Поднажмём.

Но «поднажмём» ничем хорошим не закончилось. Спустя пару километров у брата открылась рана на спине. И из неё обильно потекла кровь. Алёшка из-за кровопотери начал впадать в забытье. Его голова безвольно клонилась к плечу, а глаза закатывались.

Мне пришлось уложить его на лесную подстилку и использовать ещё одно малое исцеление Фёдорова. Оно высосало из меня столько энергии, сколько смогло и едва не лишило сознания, но хорошо хоть помогло Лёшке. Его рана снова покрылась запёкшейся кровью и даже стала чуть меньше. Но до полного исцеления брату ещё было очень далеко. Он даже не пришёл в себя — завис в каком-то пограничном состоянии между тьмой и явью. Благо, что он смог более-менее сносно идти.

Но вскоре я с ужасом понял, что мы не успеваем. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом и под сенью леса стало заметно темнее. Да ещё где-то невдалеке раздался голодный волчий вой. Он резанул меня по нервам и заставил включить внутренние резервы, о которых я даже не подозревал.

Я буквально взвалил обмякшего Лёху на плечи и посеменил в сторону тракта, отчаянно шепча:

— Лишь бы успеть. Лишь бы успеть… Пусть машина будет на месте…

Вой между тем приближался. А у меня из оружия был только топор за поясом, да пара разряженных револьверов. Мы с братом даже винтовки не стали брать, чтобы легче было идти. Хотя без боеприпасов они всё равно были не страшнее обычной палки.

Благо, страх смерти ещё немного прибавил мне сил. Стиснув зубы, я упорно шёл вперёд, порой смахивая со лба жгучий пот.

А солнце меж тем скрылось за горизонтом. И лес окутали сумерки. Всё! Опоздали! Что же делать?! Ведь ещё и волки не отстают. Они напали на мой след и идут по пятам.

И тут мой лихорадочный взгляд заметил грузовик, который оказался почти неразличим во тьме леса. Он стоял среди деревьев ко мне задним бортом и был готов увезти нас отсюда. Дождался, родимый, дождался!

Меня пронзила молния ликования. И я с братом на плечах из последних сил потрусил к машине. А за моей спиной нарастал шорох множества лап, взрывающих крепкими когтями влажную землю.

— Руслан, помоги! — завопил я. Но мне никто не ответил.

Тогда я, едва не выхаркивая лёгкие, прибавил шага и добрался до кабины. Положил Лёху на опавшую листву и быстро открыл пассажирскую дверь. Внутри обнаружился Руслан, точнее часть его — одна лишь рука. Она лежала на приборной панели и из неё нехотя капала кровь. А возле педалей уже собралась подёрнутая коркой рубиновая лужа. Лобовое стекло оказалось разбито. И осколки густо усеяли капот, на котором мрачно красовалась широкая кровавая полоса.

— Твою мать, — ошеломлённо прошипел я.