История христианской церкви. Том 3. Никейское и посленикейское христианство. 311 - 590 года по Рождество Христово - Филипп Шафф

Такая богословская нерешительность соответствует слабости его характера. Он был любезным и учтивым придворным богословом, ослепленным великолепием первого христианского императора, своего покровителя и друга. Константин часто прислушивался к советам Евсевия: приглашал его за стол, рассказал ему о своем видении креста, показал ему свой знаменитый лабарум, слушал его проповеди, написал ему несколько посланий и доверил ему надзор над копиями Писания, которые использовались в церквях Константинополя.

При праздновании тринадцатой годовщины правления Константина (336) Евсевий произнес панегирик, полный самых помпезных гипербол, а после его смерти, буквально исполняя заповедь «De mortuis nihil nisi bопит», он прославлял его добродетели в ущерб правдоподобию, намеренно умалчивая о его недостатках. При всем том, однако, он обладал благородным умом и сердцем, которые в более спокойные времена стали бы украшением любого епископа. Следует сказать, к его чести, что он никогда не пользовался благосклонностью императора в личных целях.

Богословская и литературная ценность Евсевия — в его учености. Он был неустанным читателем и собирателем и, вероятно, превзошел всех остальных отцов церкви, пожалуй, даже Оригена и Иеронима, в объеме знаний и знакомстве с греческой литературой, как языческой, так и христианской, в то время как по оригинальности, силе, остроте и размаху мышления он намного уступает Оригену, Афанасию, Василию и двум Григориям. Его ученость, скорее, широка по охвату, чем глубока, и не руководствуется философским умом и критическим суждением.

Из его трудов наиболее славятся и ценятся исторические, а именно: «История церкви», «Хроника», «Жизнь Константина» и трактат о «Мучениках Палестины» во время гонений Диоклетиана. Положение Евсевия в конце периода гонений и в начале периода имперского становления христианства, а также использование им многих древних документов, часть которых позже была утрачена, придает его трудам особую ценность. В целом он сдержан, беспристрастен и любит истину — редкие добродетели для века, в который он жил и которому были присущи чрезмерное возбуждение и полемическое рвение. Тот факт, что он первым трудился в этой важной области богословских исследований и много веков оставался в ней образцом, оправдывает его почетный титул отца церковной истории. Он не исследует историю критически и не преподает ее изящно; он просто усердный и ученый собиратель. Его «История церкви», от рождения Христа до победы Константина над Лицинием в 324 г., — это бесцветная, несовершенная, непоследовательная, фрагментарная, но интересная картина героической юности церкви, и ее неизмеримая ценность не в искусстве автора как историка, но почти исключительно в обилии больших и почти дословных цитат из других, в некоторых случаях не дошедших до нас, источников. В том, что касается первых трех веков, это уникальный источник, ибо преемники Евсевия начинают историю с того места, где заканчивает он.

Его «Хроника» представляет собой очерк всеобщей истории вплоть до 325 г., организованный по векам и народам (в значительной степени заимствованный из «Хронографии» Юлия Африкана), и выдержку из этой всеобщей хроники в форме таблицы. Греческий оригинал утрачен, за исключением отдельных фрагментов у Синкелла, но вторая часть, с хронологическими таблицами, была переведена, продолжена Иеронимом в 378 г. и на протяжении веков оставалась источником для синхронистических знаний об истории и основой исторических трудов христианских авторов[1901]. Иероним также перевел, с несколькими исправлениями и дополнениями, полезный антикварный труд Евсевия, так называемый «Ономастикой» — описание мест, упомянутых в Библии[1902].

В «Жизнеописании», а еще больше в «Восхвалении Константина» Евсевий почти полностью подменяет достоинство историка рвением панегириста, однако этот труд остается основным источником сведений о правлении его друга–императора[1903].

Следующие по важности после его исторических трудов — апологетические, а именно, Praeparatio evangelica[1904] и Demonstratio evangelica[1905]. Оба они были написаны до 324 г. и представляют собой арсенал апологетического материала древней церкви. В первом, в пятнадцати книгах, представлено документированное опровержение языческих религий на основании греческих произведений. В последнем, в двадцати книгах, из которых сохранились только первые десять, приведены утверждающие доводы абсолютной истинности христианства на основании природы, а также исполнения пророчеств Ветхого Завета. «Теофания», в пяти книгах, — это популярный компендиум из этих двух трудов, вероятно, написанный позже, как Епифаний написал свой Anacephalaeosis на основании Panarion, для более общего использования[1906]. Она известна в греческом оригинале только из фрагментов, опубликованных кардиналом Маем[1907], а сейчас — полностью в сирийском переводе, который был обнаружен в 1839 г. Таттемом в нитрийском монастыре и издан Сэмюэлем Ли в Лондоне в 1842 г.[1908]