Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

это может оказаться не так уж плохо – взять и породниться с Рагнарссонами. Несмотря на ненависть, все признают их потомками богов и героев. Змеиный Глаз заявлял, что в его жилах течет кровь Волси и Сигурда Убийцы Фафнира. Нет сомнений, что даны, свеи и норвежцы признают дитя от подобного союза, – пусть даже она и женщина.

Шеф вернулся к реальности:

– Если она не твоя любовница, зачем ты спрятал ее на борту?

Хунд наклонился к нему:

– Поверь, такого умного человека мы еще не встречали.

– Неужто умнее Удда? – Шеф вспомнил о рожденном в рабстве человечке, который сделался королевским мастером железных дел и самым уважаемым кузнецом среди жрецов Пути.

Но Удда теперь не выманишь из Дома Мудрости, ведь ему никогда не оправиться от пережитых на Севере потрясений.

– У нее другой ум. Она не кует железа и не придумывает машин. Она мыслит глубже. После бегства из Бретраборга она услышала от кого-то об учении Пути. Святых поэм и сказаний она знает не меньше, чем Торвин, и умеет читать их и записывать. Вот почему Свандис решила носить птичье перо, хотя я не знаю, веру в какого бога оно обозначает. – Хунд перешел на шепот: – Я считаю, что она разъясняет сказания лучше самого Торвина. Их скрытый смысл, правду о Вёлунде, о конунге Фроди и девах-гигантах, всю правду, а не наши сказки об Одине и Локи, о Рагнарёке. Тем, кто готов слушать, она излагает странное учение, говорит, что нет Валгаллы для славных и Ностранда для дурных, нет чудовищ в безднах морских и под землей, нет Локи и нет мира Хель…

Шеф оборвал его:

– Если ты хочешь, она может остаться. Что до меня, то пусть даже излагает свое странное учение. Но передай ей вот что: если хочет кого-нибудь убедить, что Локи не существует, пусть начнет с меня. Я осыплю золотом того, кто докажет мне это. Или убедит меня, что его оковы прочны…

* * *

Не так уж далеко, на расстоянии полета ворона от военного флота, бороздящего Атлантику у французского побережья, новый император Священной Римской империи предвкушал свое послеобеденное развлечение.

Вернувшись со встречи в Салоне, император с обычной своей яростной энергией набросился на следующую задачу: дополнить на сухопутном театре те военные действия, которые его полководец Агилульф и наварх греческого Красного флота осуществляли на море. Настало время, объявил Бруно, покончить с мусульманскими крепостями, поставленными поколение назад на южном берегу Франции, где они, к вящему позору всех христиан и наследников Карла Великого, постоянно угрожали паломникам и должностным лицам, направляющимся в Рим. Кое-кто ворчал, что это проще сказать, чем сделать, но таких было немного. Император ни к чему не приступал без плана.

Сейчас Бруно стоял, спокойный и добродушный, и объяснял свой замысел окружавшей его группе недоверчивых, осторожных, но чрезвычайно заинтересованных дворян. Это были мелкие герцоги и бароны с Пиренейских гор, их крепости как занозы сидели на краю мусульманской Испании и служили своеобразным противовесом мусульманским бандам, одно из гнезд которых на южном побережье Франции Бруно собирался сегодня уничтожить. Время от времени с неба падали стрела или дротик, выпущенные из крепости, башни которой вздымались футов на двести над беседующими. Дворяне заметили абсолютное безразличие императора к опасности, он лишь нехотя поднимал щит, чтобы отбить стрелу, не прерывая своей речи. Это не была речь кабинетного вояки. За свою жизнь император не помочился столько раз, сколько в него стреляли.

– Как видите, мавры построили высокие стены, – говорил Бруно. – Долгое время они были вполне надежны. Штурмовые лестницы не достают до верха, и в крепости полно лучников – кстати, довольно метких, – добавил он, в очередной раз поднимая щит. – Внизу сплошной камень, так что подкоп не сделаешь. Даже наши онагры не подвести достаточно близко, чтобы бить по воротам. Но мусульманские мерзавцы еще не имели дела с моим славным секретариусом! – Император указал рукой на фигуру, которой испанские бароны до сих пор не замечали: маленький тощий человечек, одетый в неприметную черную рясу дьякона, стоял около огромной машины, которую с трудом притащили двести дюжих мужчин. Бароны убедились, что от дьякона не отходят два полностью вооруженных воина со щитами удвоенной величины. Император мог рисковать своей жизнью, но не жизнью этого советника.

– Перед вами арифметикус Эркенберт.

Дворяне понимающе кивнули. Они слышали об этом англичанине. Все христиане знали о том, как великий император путешествовал в языческие страны и вернулся со Святым Копьем центуриона Лонгина. Значительную часть истории занимал эпизод сокрушения королевского дуба шведских идолопоклонников при участии Эркенберта.

Держа в руке факел, маленький дьякон пронзительно выкрикивал распоряжения. Он взглянул на императора, увидел его кивок, нагнулся к своей машине, выпрямился и выкрикнул последний приказ. Мгновением позже испанцы дружно ахнули от изумления. Рычаг пришел в движение, его короткое плечо натужно тянула вниз огромная бадья. Затем длинное плечо взметнулось настолько же быстро, насколько медленно двигалось короткое, и прочертило дымную дугу. Возглас был вызван размерами брошенного снаряда: крупнее любого камня, который мог бы поднять человек, крупнее, чем мул или двухлетний бычок, тот словно по волшебству взлетел в небо, пронесся над куртиной мусульманской крепости и рухнул где-то вдали. Со стен донеслись крики страха и ярости. А прислуга требушета, боевой машины, уже суетилась около рычага с бадьей; некоторые, забравшись внутрь, выкидывали на пересохшую землю камень за камнем.

– Машина очень медленная, – оживленно продолжал Бруно, – зато легко бросает снаряд, весящий с трех человек, футов на сто пятьдесят. И вы видели, что она бьет вверх. Не настильно, как онагр, а навесом. Поэтому мы сначала забрасываем огнем деревянные постройки внутри крепости – четыреста фунтов просмоленной соломы не потушишь помочившись, – а потом… Ну, сами увидите. Коль скоро мой секретариус сделал выстрел или два, он может рассчитать вес груза – на то он и арифметикус, – и выстрелить уже не соломой, а камнем, который попадет точно в ворота. – Бруно указал на обитые железом дубовые ворота крепости. – А потом, как вы увидите, – Бруно обвел рукой тяжеловооруженных воинов, выстроившихся в шеренги вне пределов досягаемости вражеских луков, – в бой пойдут герои из ордена Копья и докончат работу.

– И мы вместе с ними, – предложил один из испанских баронов, иссеченный шрамами ветеран.

– Разумеется! – воскликнул Бруно. – И я тоже! Да я для этого и приехал! – Он заговорщически подмигнул. – Хотя нам необходимо принять решение. Мои парни носят кольчуги, ведь они сражаются по два раза на неделе. Но тем из нас, кому это удается лишь изредка, не лучше ли пойти легковооруженными? Я сам