Архив Буресвета. Книга 1. Путь королей - Брендон Сандерсон

Он достал сапфировую марку, чтобы освещать себе путь и обходить лужи, из которых тут и там торчали кости. Из одной выглядывал череп, поросший волнистым зеленым мхом, напоминавшим волосы; сквозь мох проглядывали спрены жизни. Другой на месте Каладина, в одиночестве бродя по дну темной расщелины, ощутил бы страх. Это было священное место — саркофаг простонародья, погребальная пещера мостовиков и копейщиков, что умерли, исполняя приказы светлоглазых, и кровь их пропитала эти неровные стены. Это место не было жутким; оно было святым.

Парень был даже рад остаться в одиночестве и тишине, рядом с останками павших. Этих людей заботили не свары между тем, кто родился с глазами светлее, чем их собственные. Этих людей забо­тили их семьи или — в крайнем случае — кошельки со сферами. Сколько из них оказались в ловушке в этих незнакомых землях, на бесконечных плато, потому что были слишком бедны, чтобы вы­рваться домой, в Алеткар? Каждую неделю погибали сотни, чтобы те, кто и так богат, получили новые самосветы. А еще — чтобы отомстить за короля, который давно умер.

Каладин миновал еще один череп, у которого не хватало нижней челюсти, а темя было рассечено ударом топора. Казалось, пустые глазницы с любопытством следили за ним, и синий буресвет в его руке придавал таинственность неровной земле и стенам.

Ревнители учили, что после смерти самые доблестные из людей — те, кому удалось лучше всех воплотить в жизнь свое Призвание, — возносились на небеса, чтобы помочь отвоевать их. Каждому суждено делать то же самое, что он делал всю жизнь. Копейщики воевали, фермеры трудились на духовных фермах, светлоглазые пра­вили. Ревнители старательно напоминали, что достижения в любом Призвании дают силу. Фермер сумеет взмахом руки создавать поля с духовными злаками. Копейщик станет великим воином, чей щит будет производить громы, а копье — молнии.

А как быть с мостовиками? Неужто Всемогущий потребует, чтобы все эти павшие восстали и занялись той же тяжелой работой? Получается, Данни и остальные даже в посмертии будут бегать с мостом на плечах? Ревнители не навещали их, чтобы проверить спо­собности и даровать Возвышение. Возможно, мостовики и не понадобятся для войны за небеса. В любом случае туда попадали только самые умелые. Другим суждено просто дремать, пока Чертоги Спокойствия не отвоюют.

«И что же, я снова верую? — Каладин забрался на валун, свалившийся в ущелье. — Вот так просто?» Убежденности не было. Но это и не важно. Он сделает для мостовиков лучшее, на что способен. Если в этом имелось какое-то Призвание, так тому и быть.

Разумеется, если удастся сбежать, Садеас найдет других мостовиков, и те умрут вместо них.

«Я должен беспокоиться о том, что в моих силах. Другие мостовики — не моя ответственность».

Тефт говорил о Сияющих, об идеалах и сказках. Ну почему люди не могли просто взять и начать жить по этим правилам? Почему они искали вдохновения в мечтах и выдумках?

«Если ты сбежишь... то бросишь всех других мостовиков на погибель, — прошептал голос внутри его. — Должен быть какой-то способ помочь им».

«Нет! — мысленно возразил он. — Если я буду волноваться за остальных, не смогу спасти Четвертый мост. Если я найду выход, мы уйдем».

«Если ты уйдешь, — продолжил тот же голос, — кто заступится за них? Всем наплевать. Всем...»

О чем говорил его отец много лет назад? Он делал то, что считал правильным, потому что кому-то надо начать. Кому-то надо сделать первый шаг.

Ладонь Каладина почувствовала тепло. Парень остановился посреди ущелья, закрыл глаза. Обычно сферы не источали тепла, но та, которую он держал, казалась теплой. И Каладин, не ощущая ни малейших затруднений, глубоко вдохнул. Сфера похолодела, а по его руке прошла волна тепла.

Он открыл глаза. Сфера была тусклой, а его пальцы покрылись инеем. От него исходил свет, как дым от костра, — белый, чистый.

Каладин поднял руку и почувствовал, что его переполняет сила. Он не ощущал необходимости дышать — даже затаил дыхание, удерживая буресвет. Сил метнулась вдоль ущелья обратно к нему. Покружилась, потом остановилась в воздухе, приняв облик де­вушки.

— Ты это сделал. Что произошло?

Каладин покачал головой, не дыша. Внутри его что-то набирало силу, словно...

Словно буря. Она ярилась в его венах, а в груди как будто бушевал ураган. От этого ему хотелось бегать, прыгать, кричать. Он слов­но вот-вот мог взорваться. Каладин осознал, что может ходить по воздуху. Или по стенам.

«Да!»

Он разбежался и прыгнул на стену ущелья ногами вперед.

Потом отлетел назад и рухнул на землю. Он был так потрясен, что вскрикнул и почувствовал, как буря внутри поутихла, стоило дыханию вырваться на волю.

Каладин лежал на спине, и буресвет поднимался над ним сильнее теперь, когда он дышал. Он оставался в таком положении, пока все не выгорело.

Сил опустилась на его грудь:

— Каладин? Почему ты это сделал?

— Потому что я идиот, — ответил он и сел, чувствуя ноющую боль в спине и острую — в локте, которым ударился о камни. — Тефт сказал, что Сияющие умели ходить по стенам, а я почувствовал­ себя таким переполненным жизненной силой...

Сил спустилась по воздуху, словно по невидимой лестнице.

— Не думаю, что ты готов к такому. Не надо слишком сильно рисковать. Ведь если ты умрешь, я опять поглупею.

— Постараюсь об этом не забывать. — Каладин поднялся. — Возможно, сотру смерть из списка дел на эту неделю.

Фыркнув, она взвилась в воздух и вновь превратилась в лен­точку.

— Давай быстрее.

Она унеслась вдоль ущелья. Каладин подобрал погасшую сферу и покопался в кошеле в поисках еще одной, для света. Неужели он осушил их все? Нет. Другие по-прежнему ярко светились. Он выбрал рубиновую марку и поспешил следом за Сил.

Спрен привела его в узкое ущелье, где валялись свежие трупы паршенди.

— Каладин, это отвратительно, — заметила она, повиснув над телами.

— Знаю. Ты не видела, где Лопен?

— Мародерствует поблизости, собирает вещи, о которых ты его просил.

— Приведи его, пожалуйста.

Сил со вздохом унеслась прочь. Спрен всегда делалась брюзгливой, когда он принуждал ее показываться еще кому-то. Каладин при­сел. Паршенди выглядели такими одинаковыми. Квадратные лица, словно грубо высеченные из камня. У некоторых бороды с вплетенными кусочками самосветов, которые неярко светились. Ограненные самосветы лучше удерживали буресвет. Интересно, почему?

По лагерю ходили слухи, что паршенди забирали с собой раненых­ алети и съедали. Говорили также, что своих мертвецов они оставляли и не заботились о павших, не складывали для них погребальных костров. Но последнее было неправдой. На самом деле они заботились о мертвых. Паршенди, похоже, были в этом вопросе столь же чувствительны, как и Шен. Он впадал в панику, стоило кому-то из мостовиков хотя бы коснуться трупа паршенди.