Жить жизнь. Трилогия о любви и манипуляциях - Анна Александровна Богинская

ко входу: она свободна от страха.

Медленно поднялась по деревянным ступеням, отмечая каждую неизменившуюся деталь.

– Вы хотите поужинать?

Она мирно кивнула в ответ.

– Основной зал или верхний? – отвлекла от воспоминаний администратор.

– Основной, – с улыбкой ответила Анна.

Память открывала картотеку на последнем разговоре с Матвеем, повинуясь писательским инстинктам – кнутам жизни, которые вынуждают следовать за моментом. Она прошла в зал через главный вход. В ресторане практически нет посетителей. Справа от двери, в дальнем углу, – мужчина с бокалом чешского пива, заинтересованно смотрящий в телефон.

– Где вы хотели бы расположиться?

Анна шла налево, в другой конец зала, к столику, который навсегда обречен привлекать ее внимание. Ее тянуло туда, как преступника на место преступления. Здесь она преодолела себя и отключила комплекс хорошей девочки, ответив Матвею его же приемами. Здесь начался путь трансформации.

– За этим столиком, – уверенно сообщила Анна.

В левой части не видно посетителей, только чуть слышные голоса сообщают, что за колонной все-таки есть гости. Она уверенно сняла ярко-алое пальто. Администратор услужливо повесила его на вешалку – ту самую, на которую когда-то Матвей вешал свое. И, может, поэтому Анна села на место Матвея.

– Мне, пожалуйста, ваш фирменный салат с куриной печенью. Он еще есть?

Девушка подтвердила взглядом.

– И кофе без молока, – машинально попросила Анна.

Администратор кивнула и дежурно пожелала приятного ужина.

Анна огляделась и на мгновение вернулась в одну из глав второй книги. Матвей выбегал из-за стола три раза, но в книгу вошло только два. Зачастую настоящая реальность намного хуже книжной.

Колонна скрывала обладателей мужских голосов. В ресторане нет музыки. Оглянулась: стена. Картины на месте. Ничего не изменилось. Она подвинулась на скамье вправо, пытаясь увидеть дверь туалета – остров спасения героя в прощальный вечер. Взгляд скользил по деталям интерьера, пытаясь найти разницу. И наконец коснулся гостей в дальнем левом углу зала.

Смех. Надрывный. Благородный. Смиренный. Ее удивление, нет – восхищение жизнью. Волна размера Вселенной. Матвей. За столиком с мужчиной сидел герой ее романа. Не только ее тянет на место преступления. Или жизнь дает шанс каждому? Анна громко смеялась. Он еще не видит ее, но смех непременно привлечет внимание. Только жизнь может привести к такому событию. Сложить пазлы. Искривить время. Заставить поужинать.

Он посмотрел ее сторону. Их взгляды на секунду встретились. Анна не испытывала волнения. И тем более страха. Только густое чувство интереса. Как исследователь, наблюдающий за событием извне. Она вновь рассмеялась. И вскинула руки к груди, показывая телом удивление. «Как же не хватает музыки!»

Что происходило с ним? Его начала бить мелкая дрожь. Что это? Она никогда не видела подобного. И не испытывала. Когда человека трясет в прямом смысле слова. Он пытается взять состояние под контроль, но безуспешно. Матвея безудержно трясло под ее изучающим взглядом.

Он изменился.

На нем темно-синий деловой костюм и белая рубашка. Его озорство и непосредственность испарились, исчезли, затерялись в потоке жизни. Ирокез заменила классическая стрижка, а открытая улыбка обросла густой бородой. Осанка тоже стала другой: в ней больше нет уверенности. Перед ней Матвей, которого она не знала, с которым никогда не соприкасалась. Угрюмый – такую характеристику она дала бы ему, если бы они познакомились только что.

Он встал и направился к боковому выходу, расположенному за его столиком. Мужчина, с которым он разговаривал, остался на своем месте. Еда практически нетронута. Скорее всего, вышел под предлогом важного звонка. Ему нужны эти минуты, чтобы совладать с собой. Анне они нужны для другого: чтобы восхититься жизнью, которая часто пишет роман за нее. Ее внутренняя женщина ликовала. На Анне черное кожаное платье прямого кроя, по колено, и вечерний макияж смоки – она при полном параде после светского раута. Если бы у нее был выбор, как выглядеть при неожиданной встрече, она выбрала бы сегодняшний лук.

Официант принес кофе.

Место, где они встретились в последний раз, стало местом, где они могут продолжить незаконченный разговор. Она убеждена, что у Матвея есть вопросы. И эмоции, о которых кричало его тело, тоже есть. А значит, есть что сказать. Анна не собиралась уходить или менять столик: для этого нет причин.

Наконец Матвей вернулся на место. Дрожь унялась. На лице дежурная улыбка, адресованная собеседнику. А на самом деле – ей. Анна открыто посмотрела ему в глаза. Но он отвел взгляд и продолжал вникать в свой разговор.

Она смотрела на Матвея без стеснения. Сколько всего связано с ним: боль разочарования, понимания, убеждения. Сколько всего она поняла благодаря этой боли, его поступкам. Сколько выучила и запомнила.

Кем стала благодаря ему? Он стер ее наивность. Убил ее веру в мужчин. Показал, что люди зачастую намного циничнее, чем хотят казаться. Но она не умерла в этой боли. Она выжила. И теперь все изменилось. Она стала другой. Путь, который она прошла, трансформировал ее. Может, боль изменила и Матвея?

Официант поставил на стол салат. Анна попросила счет.

В мыслях зазвучала музыка. Словно аудиотека памяти наконец нашла подходящий сингл.

Я пройдусь по комнатам пустым.

Здесь еще вчера была империя,

Мир казался светлым и таким большим.

А потом затмение, а потом –  измены дым.

Я объявлю войну своим мечтам

И, память торопя,

Расставлю вещи в доме по местам,

Как было до тебя.

Перед глазами промелькнул путь их отношений. И ее выбор пережить агонию, но не совершить грех прощения. А песня продолжала звучать:

Завтра я смогу опять дышать

И трогать неба синь.

А ты –  история, теперь ты лишь история.

Ну все, аминь!

Это сказано о них. О ней. Анне понадобился год, чтобы вырвать корни надежды из своей души. И что она чувствовала сейчас?

Я не дам тебе бродить во снах,

Чувства все остались за пределами.

От любви до безразличья только шаг,

И его мы сделали, и назад уже никак.

Я объявлю войну своим мечтам

И, память торопя,

Расставлю вещи в доме по местам,

Как было до тебя.

Завтра я смогу опять бежать

И трогать неба синь.

А ты –  история, теперь ты лишь история.

Ну все, аминь!

Столько боли, а теперь лишь равнодушие. Свобода от адреналиновой псевдолюбви. Теперь, глядя на него, она точно знала, что свобода стоит агонии.

Собеседник Матвея встал из-за стола и направился к выходу – похоже, в курилку. Единственная помеха их общению самоустранилась. Когда-то она думала: «Рано или поздно наши взгляды встретятся». Встретились. Не второпях. Не в толпе. В месте, где расстались. Только теперь адреналина нет, но он явно есть у него. Матвея опять трясло. Она смотрела проникновенно. Когда-то таким взглядом Матвей хотел подавить. Она же пыталась понять, смог ли мальчик в образе Кости из «Покровских ворот», громко произносящий «Решено!», превратиться в мужчину? Что на самом деле скрывается за его угрюмостью? В голове звучала песня Григория Лепса «Аминь».

Анна смотрела вглубь. В суть. Пытаясь найти того игривого Матвея, который верил в свой успех и кричал: «Я стану самым известным пластическим хирургом страны!». Его нет. Все-таки угрюмость Матвея – лишь отвращение к жизни, за которым скрывается перенос ответственности и злость. На его лице печать, понятная физиономисту[22]. И даже борода неспособна скрыть отвращение и презрение.

Официант принес счет. Анна положила деньги. Это тот случай, когда сдачи не ждут. Матвей не решится подойти – она это поняла. Кто-то должен остановить случайно-подготовленную встречу. Хотя, скорее всего, она подготовлена жизнью для него – у Анны нет к нему вопросов. А на свои он не решился.

Анна встала