Жуга. Осенний лис - Дмитрий Игоревич Скирюк

притче. Суть её вот в чём: однажды купец повёл караван в пустыню, а два человека из зависти задумали его убить. Но не сговариваясь, а каждый сам по себе. Один подсыпал яд в бурдюки с водой, а другой проколол эти самые бурдюки. Потом, когда их спрашивал судья, первый сказал: «Конечно, отраву я в воду подмешал, но ведь вода вытекла, и умер купец не от яда, а стало быть, я не виновен в его смерти», на что второй заметил: «Да, бурдюки я проколол, но сделал это я с благой целью, ведь если бы я их не проколол, купец бы умер не от жажды через неделю, а после первого глотка!»

– И что? – травник казался заинтересованным.

– Обоих оправдали. Но ты, по-моему, не понял смысла притчи.

– Вот как? И в чём этот смысл?

Ашедук ответил не сразу. Травник ждал. Гном поставил кружку на стол и сплёл пальцы рук на пряжке изукрашенного пояса. Откинулся назад.

– Я ничего не замышляю против тебя, – сказал двараг. – Мне всё равно, чем кончится ваш отход на север. Но у меня свои планы, и они касаются только меня и моего, некогда великого, а ныне разбитого на осколки народа. Это моя игра, не твоя. Другие говорят «спасибо» и травят воду, как только поворачиваешься к ним спиной. Я проколю твои бурдюки, если узнаю, что в них яд. Но помни, что купец в итоге умер. Со временем ты всё узнаешь, обещаю. И ещё… – Гном снова сделал паузу, и Жуге показалось, что следующие слова дались ему не без внутренней борьбы: – Я… благодарю тебя, Лис, за то, что ты позволил мне и Орге плыть с тобой.

– Ашедук, – медленно проговорил травник. – Меня зовут Жуга. Когда-то звали Ваха.

Гном взглянул травнику в глаза.

– Тордион, сын Лаутира, – сказал он. – Государь Свободных тангаров.

– Вот, значит, как, – нахмурился Жуга. – Не ожидал… Теперь я вспоминаю, где мог видеть твоё лицо. А ты похож на своего отца.

– Все мы похожи на своих отцов.

– Знал бы Вильям, с кем он плывёт на одном корабле… А кстати, – травник огляделся, – где Вильям?

– Вышел пять минут назад, вместе с Гертой.

– С Гертой? – Жуга вскочил. – Яд и пламя! Извини, мне срочно…

Он рванулся к двери, однако ему пришлось задержаться, ибо Ашедук ухватил его за руку. Травник обернулся. Опустил глаза.

В руках у гнома был кинжал. И очень острый.

– Ты зря ушёл без меча, – спокойным голосом сказал двараг. – Это чужой город, и гораздо более опасный, чем ты думаешь. Не могу тебе дать свой топор, но не хочу, чтобы ты шёл безоружным. Возьми вот это. Просто так, на всякий случай. И будь осторожен.

Травник помедлил и сжал в ладони оплетённую золотой проволокой рукоять. Потрогал пальцем лезвие в едва заметных холодновато-синих муаровых разводах. Поднял взгляд.

– Спасибо, – сказал он. – Я знаю, сколько стоит гномья сталь. Аой.

– Аой.

* * *

После тёплых запахов таверны ледяные зубы холода вонзались особенно глубоко. Жуга передёрнул плечами, поёжился. Огляделся. Улица была пуста, туман сливался с темнотой. Фонарь над входом качало. Если не считать бледной, еле видимой луны, это был единственный источник света на улице. Травнику, конечно, это не было помехой – он прекрасно видел в темноте.

Но не в тумане.

– Вильям! – позвал он. – Герта!

Ответом была тишина. Одна из собак поднялась и неторопливой трусцой перебежала на другую сторону улицы. Когти негромко цокали по грязному булыжнику мостовой.

– Вильям, где ты, чёрт тебя дери?!

В сточной канаве напротив таверны возникло шевеление, собака фыркнула и отбежала в сторону. Травник поспешил туда.

Вильям лежал на спине, нелепо, как младенец, двигая руками и ногами. Все его попытки выбраться из канавы неизменно терпели неудачу – бард был жутко пьян и совершенно потерял ориентировку. Вдобавок на лбу его набухала шишка. Жуга помог Вильяму вылезти, поставил на ноги и похлопал по щекам, пытаясь привести в себя.

– Где Герта? – рявкнул он. – Герта где?!

Вильям попытался закрыться руками. Замычал, мотая головой. Плащ его был в грязи, берет потерялся, одной перчатки не было. Башмак на левой ноге порвался и просил каши. Про себя Жуга подумал, что Вильяму ещё повезло – не будь сегодня так холодно, в канаве было бы грязнее.

– Что ты тут делал? – травник снова встряхнул его, огляделся и прислонил барда к стене. – Ты меня слышишь?

– Я это… – пробормотал тот, мешая пьяным языком английские и голландские слова. – Чтоб сказать ей это, значит… you understand me? Объяснить… А они её забрали… they come to take her away… а потом я… это… Ик!

Бард согнулся, схватился за живот и ткнулся головою в стену. Его вырвало.

Травник застонал и сжал кулаки от бессилия. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Здесь явно что-то случилось, но Вильям пока был не в силах ничего объяснить. В принципе, Жуга уже всё понял, оставалось только выяснить, кто увёл Гертруду и куда. А главное – зачем она туда пошла. Время уходило, и Жуга опять потряс Вильяма за плечо.

– Где они? Ты можешь внятно сказать?

Судя по всему, Вильяму полегчало. Он уже мог стоять, глаза приобрели осмысленное выражение. Он сел на ступеньку и с силой потёр лоб.

– Мы вышли, – пробормотал он, не зная, куда спрятать руки. – Я хотел сказать ей… Я написал сонет, я думал…

– Я понял. Дальше что?

– Они напали сзади, стукнули меня. Я упал… А её тоже ударили и уволокли…

Спохватившись, бард торопливо зашарил на поясе. Кошелька не было. Он беспомощно взглянул на травника.

– Нету? – сочувственно спросил тот.

– Нету…

Жуга кивнул и вдруг без предупреждения ударил барда в грудь. Отброшенный к стене, тот растерянно замигал.

– Ты идиот, Вильям! – рявкнул травник. – Какого чёрта ты налакался? Для храбрости? Нашёл время строить шашни! Где она? Куда её унесли? Ты можешь вспомнить хоть что-то путное?

– Там был этот… – запинаясь, выдавил бард. – Спал который, на лавке… Ну, когда мы вошли, он ещё вышел. Я ж не знал… Зачем ты меня ударил?

– Вильям, – Жуга схватил его за ворот и притянул к себе, – я не говорил тебе, но хочу, чтоб ты знал: обычно я – само совершенство, но у меня есть один недостаток.

– К-какой? – тупо спросил тот.

– Я очень нетерпелив.

Отшвырнув Вильяма, травник быстро огляделся, обошёл таверну и нашарил дверь чёрного хода. Распахнул её и оказался в коротком коридоре, две двери которого вели одна в кухню, другая в кладовку. Слышался приглушённый стук и скворчание горячего масла. Из-под неплотно затворённой двери сочились облачка