Помню тебя - Кэтрин Уэст

пари, что она весит меньше пустой дубовой бочки. Едва уловимая нотка духов подчеркивала ее женственность. Не стоит об этом.

— Спорим, дорожная служба не оказывает таких услуг.

Похоже, его попытка пошутить возымела противоположный эффект. Лицо Натали исказилось.

Таннер молча согласился с ее предыдущим заявлением. Он идиот.

— Таннер, я не могу сесть в машину. Я боюсь.

Огромные, полные слез глаза уставились на него в полутьме.

На ее лице читался ужас, и реальность огрела Таннера по голове.

Натали сейчас не с ним. Она на проселочной дороге «Майлиос», не способная остановить потерявший управление «Джип».

Зашипев, он крепче прижал ее к себе.

— Все хорошо. Я тебя держу. Мы тебя посадим, а потом я отвезу тебя домой, хорошо? Натали? Дыши.

Она послушалась. Тихий дрожащий вздох вывел ее из транса, но разорвал ему сердце.

Она распахнула глаза:

— Извини. Я не хотела создавать столько проблем.

О, она даже не представляет. Потому что, помоги ему Бог, даже с огромными от страха глазами она была проблемой. Большой проблемой. Которая ему не нужна. Ему следует закинуть ее в машину и гнать домой.

Вместо этого он позволили себе присмотреться к ней. Увидеть ее такой, какой она была, и вспомнить, что когда-то значила для него, несмотря на их юный возраст. В глубине души он даже насладился тем, что держит в объятиях такую великолепную женщину.

— Если ты планируешь нести меня в Соному на руках, нас ждет долгая ночь.

Ее губы приподнялись в застенчивой улыбке, и его пульс снова зачастил.

— Остроумно. — Таннер проглотил вероломные эмоции и прочистил горло. — К сожалению, мне еще работать ночью, так что нам придется ехать.

Одним быстрым движением он поднял ее на сиденье и отошел. Гвин ткнулась в нее носом, и Натали переключила внимание на собаку.

Взяв на буксир ее машину, он сел за руль и посмотрел на Натали. Она сидела с закрытыми глазами, Гвин положила голову ей на колени.

Натали повернула голову к нему:

— Все готово?

— Да.

— Значит можем ехать?

— Еще нет. — Он резко повернулся к ней, игнорируя стук крови в висках, который предупреждал, что это, наверное, худшая идея в мире. — Мы никуда не поедем, пока ты не скажешь мне, что происходит.

— Нет.

Она уставилась в окно.

— Ты всегда была такой упрямой?

— А ты всегда был таким любопытным и властным? Просто поехали уже, Таннер.

Он сверлил взглядом ее затылок. Смотрел, как поднялись и опустились плечи, когда она потянулась за сумкой. Порывшись, Натали достала пузырек, открыла крышку и сунула в рот маленькую таблетку. Таннер поморщился, когда она проглотила таблетку насухую.

— Что ты принимаешь?

— Я не хочу об этом говорить.

Наступившая тишина одновременно и тревожила его, и обостряла раздражение.

— Что ж, очень плохо. После тяжелого дня я не в настроении играть в угадайку. Сейчас я мечтаю урвать хотя бы шесть часов сна за последние четыре дня, поэтому предлагаю тебе начать говорить или я высажу тебя и оставлю здесь.

Гвин заскулила, обвиняя его во лжи.

Можно подумать!

— Я не могу тебе рассказать.

— Не можешь или не хочешь?

— Таннер...

Голос, которым она произнесла его имя — так зовет Джени после кошмара, с отчаянной мольбой, — буквально вдавил его в сиденье.

Что-то очень серьезно не так.

Натали уткнулась лицом в Гвин, и гнев Таннера испарился.

Наконец она повернулась к нему, медленно, мучительно. По щекам текли слезы.

Враждебность, которую он испытывал с момента ее появления в «Майлиос», растворилась в черной ночи. На сердце обрушилась неподъемная тяжесть и заставила посмотреть правде в глаза. Показала, что он еще способен на чувства. На настоящее чувство, которое пугало до одурения и заставляло совершать глупости. Например, протянуть руку и стереть эти слезы.

— Мышка, расскажи мне.

Она схватила его руку и сжала, как будто он обладает какой-то сверхъестественной силой, которой у нее нет. А потом она заговорила:

— Три месяца назад у меня был нервный срыв.

— Что?

В груди защемило.

— Да, — призналась она, поморщившись. — Вот. Теперь ты знаешь. Справишься с сумасшедшей?

Знала бы она...

— Ты не сумасшедшая.

— Меня еще и не так называли.

Таннер смотрел, как по ее щекам скатилось еще несколько слезинок.

— Что случилось?

— Жизнь случилась.

Зацепив пальцем серебряную цепочку, Натали дернула кулон на шее.

Он опустил взгляд на подвеску. Кажется, какой-то знак зодиака, что удивительно. Натали не похожа на человека, придающего значение гороскопам.

— Ты не обязана мне рассказывать.

Он достаточно давил на нее. По всем фронтам. Чувство вины чуть не сбило его с ног, так что пришлось медленно выдохнуть.

— Все нормально. Я вытащила тебя сюда. Ты должен знать почему. — Она внимательно вглядывалась в него. — Через несколько месяцев после аварии, после смерти Ник, мне было очень плохо. Потребовались годы терапии и куча разных лекарств, чтобы я смогла нормально функционировать. С возрастом стало лучше. А в этом году, в начале лета, у меня снова начались кошмары. Я видела Ник. Заново переживала аварию... панические атаки, как та, от которой ты меня спас.

— Вроде ПТСР? — нахмурился Таннер.

— Он самый. Так мне и сказали. — Натали слабо усмехнулась и потрепала мягкие уши Гвин. — Он может никогда не пройти. Я посещаю мозгоправа в Сан-Франциско. На прошлой неделе ездила, и все было в порядке. А сегодня, с этими идиотскими таблетками, от которых ужасно себя чувствую, и воспоминаниями, я поняла, что не выдержу, поэтому позвонила домой.

— Ты не хотела говорить с дедушкой, да?

— Да. — В ее глазах снова мелькнул страх. — Таннер, пожалуйста, не рассказывай ему ничего. Твоя мама знает, но я не хочу говорить Хэлу.

Она опустила голову.

Мама? Да, логично. У мамы хорошая интуиция, и она всегда обо всех заботится. Таннер слишком занят отталкиванием людей, чтобы вникать в их проблемы.

Натали подавила всхлип, и Таннер обнял ее одной рукой и притянул к себе. Плачущие женщины — его слабость.

— Не думаю, что не рассказывать ему хорошая идея, Мышка. Рано или поздно он поймет, что что-то не так.

Хэл уже понял, но об этом Таннер умолчал.

Натали обреченно выдохнула ему в грудь.

— Я думала, что поездка сюда поможет. Думала, если увижу все, то наконец справлюсь. В теории звучит хорошо, но теперь, когда я