Страсти по опере - Любовь Юрьевна Казарновская

Именно такой и была первая исполнительница роли Сантуццы Джемма Беллинчони. Она и её муж, первый исполнитель роли Туридду Роберто Станьо, имели грандиозный успех. К счастью, мы сегодня можем услышать, как она поёт романс Сантуццы. Каким-то совершенно неземным, небесным звуком и только в конце срывается почти на крик — эту запись легко найти в Интернете.

Не прерывая действия…

«Сельскую честь» мне посчастливилось петь с Евгением Колобовым летом 2000 года — в концертном исполнении, а постановкой на сцене «Новой оперы» руководил уже, к сожалению, не он. В роли Туридду выступил Серджо Панайя, сицилиец. Настоящий сицилиец, с очень ярким, хлёстким голосом, с очень яркой голосовой подачей.

Колобов «Сельской честью» дирижировал просто грандиозно, незабываемо. Он говорил мне во время работы над Сантуццей: «Только, Бога ради, не рви кулисы… Dite, mamma Lucia… Turiddu ov’è?..[21] Без лишних слёз. Просьба: „Мама, может, вы мне можете чем-то помочь? Мама, дайте мне совет! Мама, поговорите с ним, мама, сделайте что-нибудь… я же как утопающий, который хватается за соломинку. Вы же знаете, мама, что прежде, чем идти в солдаты, Туридду был влюблен в Лолу. А когда он вернулся, Лола уже замужем, а я плачу…“ Без слезливых интонаций — все слёзы внутри, в глубине, держись до последнего — до дуэта с Альфио. Только последняя фраза в арии — io piango!.. И помни, сицилийцы — это внешне скрытая эмоция, которая вспыхивает только тогда, когда кольнули ножичком. И к дуэту с Альфио ты меня должна эмоционально подвести. Только там она кричит, кричит её сердце, кричит её душа». И добавлял: «Там две смысловые, эмоциональные вершины — в этом дуэте и когда зарезали Туридду. А если всё время поддерживать этот сумасшедший накал, то считай, что образа Сантуццы нет — есть истерика».

Вообще Колобов, если речь шла о каком-то, даже мельчайшем, проявлении чувств на сцене, был необычайно чувствительным человеком. Я часто вспоминаю о нашей совместной работе и над «Силой судьбы», и над «Травиатой», и над «Трубадуром».

У него было совершенно поразительное ощущение итальянской музыки, особенно Верди, Пуччини, Масканьи. Жаль, что оно в очень малой степени раскрылось в Мариинском театре. Как у него звучал в «Сельской чести» хор! Редкостное ощущение итальянской музыки было у Колобова.

А интермеццо! У всех был просто столбняк, а потом зал просто взорвался! Колобов же только повернулся и скупым жестом попросил тишины — мол, не прерывайте действие! Он был весь там, на сцене, я слышала его дыхание и иногда казалось, что он просто на пределе возможностей и сердце просто не выдержит! Ничего наигранного, никакой фальши, никаких показушных страстей и дешёвых эффектов.

Сицилия. Уличная сценка

Он так потрясающе работал с певцами, что ты забывал о том, что человеком он был сложным. Был подобием такой очень хрупкой материи, с которой надо было знать, как обращаться.

Не то что он требовал, как многие дирижёры, полнейшего подчинения своей дирижёрской воле, хотя это тоже было. Он требовал взаимопонимания, он требовал отношения к делу такого же, как было у него самого. Если он готовил какой-то спектакль — я вспоминаю ту же «Силу судьбы»! — то у нас выписывалась спевка, допустим, на два часа. А Колобов занимался четыре!

Иногда ему напоминали: «Евгений Владимирович, у вас же сегодня спектакль». А он отвечал: «Не трогайте меня, всё нормально, не надо сейчас об этом. Мы поймали это состояние, мы поймали этот кайф взаимопонимания и взаимопроникновения, и я должен довести это до конца. Иначе потеряется эта хрупкая ниточка, которая сейчас связывает меня и моих музыкантов, а мне нужно в них этот огонь поддерживать». С «Сельской честью» было то же самое. Я иногда говорила ему по вечерам: «Женя, тебе надо хоть перекусить, отдохнуть немного». И слышала в ответ: «Да брось ты, о чём ты говоришь? Мне только работа и даёт энергию».

Хорошо помню и нашу генеральную репетицию с публикой — она была посильнее самого спектакля. Колобов на ней выложился даже не то что полностью — больше! От него шли такие волны, токи, импульсы! Оркестр и хор создавали полное ощущение того, что мы летим на каком-то волшебном ковре-самолёте. Роберт потом мне сказал: «Боже, а что это было? Я даже не заметил, как пролетели эти 50 минут! Все мы сидели просто остолбеневшими, просто пригвождёнными к креслам…»

Очень жаль, что Жени вскоре не стало — «Сельская честь» стала последней моей работой с ним. Но он мне открыл эту роль и дал невероятный импульс к пониманию тонкостей партитуры Масканьи! И, кстати, я — одна из немногих певиц, которые спели и Недду, и Сантуццу. И Рената Скотто как-то говорила, что счастлива была спеть эти две партии.

Любовь Казарновская и Евгений Колобов

Джованни Верга Сельская честь

Вернувшись с военной службы, Туридду Макка, сын тётки Нунции, важно прогуливался каждое воскресенье на площади в форме стрелка и в красном берете. Девушки пожирали его глазами, отправляясь к обедне укутанные с носом в мантильи, а мальчишки кружились вокруг него, как мухи. Он привез также с собою трубку с таким изображением короля верхом на лошади, что тот был точно живой, а зажигая спички, Туридду чиркал ими сзади по штанам, приподнимая ногу кверху, словно он собирался ударить кого. Но несмотря на все это, Лола, дочь дяди Анджело, не показывалась ни у обедни, ни на гулянье, потому что обручилась с одним человеком из Ликодии[22] — перевозчиком, у которого было целых четыре мула в хлеву. Сначала, когда Туридду узнал это, — чёрт возьми! — он хотел выпустить ему кишки из живота, этому человеку из Ликодии, однако не сделал ничего и дал исход своему гневу, прогуливаясь по ночам под окнами красавицы и распевая все песни презрения, какие он только знал.

— Верно Туридду, сыну тетки Нунции, делать нечего, — говорили соседи: — что он проводит ночи в пении, точно одинокий воробей!

Наконец он повстречался Лоле, которая возвращалась из путешествия к Мадонне-Хранительнице и не побледнела и не покраснела при виде его, как будто это вовсе её не касалось.

— Рад видеть вас! — сказал он ей.

— Ах, кум Туридду, мне сказали, что вы вернулись первого числа этого месяца.

— А мне сказали ещё многое другое! — ответил он. — Это правда, что вы выходите замуж за перевозчика, кума Альфио?

— Если на то