Мужские откровения - Юрий Грымов

Допускаю, что у HBO получилось не совсем то, что они задумали. Такое случается. Но что, если американцы, к которым мы привыкли относиться свысока – «Вот дебилы!..» – выросли, повзрослели и поняли, что скармливать зрителю карикатурных русских гораздо менее эффективно, чем показывать правдивую картину? И незачем бросаться громкими штампами вроде «империи зла», когда есть возможность поднести к современной российской жизни, к нашей истории вот такое зеркало, в котором видно все – и хорошее, и, главное, плохое? И спокойно, не торопясь разворачивать это зеркало – перед нами самими же? Если это так, то они уже победили. «В чем сила, брат?..»

Министр культуры, высказавшись по поводу сериала, посетовал на отдельные ляпы. Хочется ответить уважаемому господину министру: наше современное российское кино, те «шедевры», на которые сегодня Минкульт выделяет государственные деньги, – вот один настоящий большой ляп. И ситуацию не спасают те единичные прорывы, которые случаются вопреки установившимся правилам. Это особенно хорошо видно в сравнении с обсуждаемым «Чернобылем».

Сериал уже поставил рекорд популярности. Он принес создателям серьезную прибыль. А это значит, что в будущем нас ждет еще немало по-настоящему хороших фильмов о России. Ну наконец-то. А там, глядишь, отечественные кинопроизводители, привыкшие оглядываться на американский опыт, подтянутся. Возрождение российского кино придет из-за океана?

P.S. В прошлом году я написал письмо в «Росатом». Рассказал о своей идее поставить спектакль про Чернобыль, воссоздать на сцене судебный процесс над главными обвиняемыми в аварии. По наивности мне казалось, что этот уникальный документ – стенограмму судебных заседаний – просто необходимо пересказать языком современного театра. Предложил развернуть в фойе театра выставку о современной ядерной отрасли, в общем, сделать большой совместный проект. Ответа я не получил. Никакого. А все мы прекрасно знаем, что в подобной ситуации эта тишина значит: «Нам пох…»

Ну, что ж. Ответ пришел откуда не ждали – из Америки.

Коллективного высказывания не бывает. Высказывание может быть только личным.

Сегодня в стенах театра «Модерн» живет коллектив единомышленников – ярких, прекрасных, творческих людей. Это одна из интереснейших трупп Москвы. Интересная именно как сочетание, как мозаика очень разных талантов, возрастов, национальностей, темпераментов. Эти люди смогли за год выпустить шесть спектаклей. Шесть труднейших премьер.

Когда я говорю про единомышленников, я имею в виду не только труппу. Это и дирекция, и художники, и все остальные сотрудники. Хотел сказать, что это люди, которые «тихо делают свое дело», – нет, они работают активно и очень профессионально, ярко. Они созидают. И делают это успешно – что не может не почувствовать и зритель.

Главная цель любого театра (и нашего, разумеется) – это сам спектакль. За сезон 2017–2018 мы выпустили шесть премьер. Это чрезвычайно много. Я даже слегка переживаю по этому поводу. Потому что наш зритель, в какой-то своей части, не успевает за нашим ритмом. Но мы сознательно взяли такой темп: нам нужно обновить репертуар. Шесть премьер – это очень много для одного сезона, но этого нам по-прежнему мало, если говорить о полноценном репертуаре. Мы – репертуарный театр, мы не антреприза, и поэтому наши планы на ближайшие годы – четырнадцать-шестнадцать спектаклей.

«Цезарь», вышедший недавно «На дне» – сложнейшие вещи. Сложнейшие с точки зрения драматургии, с точки зрения существования на сцене, с точки зрения материала. Шекспир, Горький – это ой как непросто. Это сложные авторы, чей незыблемый авторитет способен буквально подкосить. Этот авторитет давит на режиссеров, он может уничтожить актера – когда начинают трястись колени и кажется, что нет никакого другого пути, кроме как идти след в след за великими предшественниками. То есть в очередной раз воспроизводить шаблон. Высокий, но шаблон.

Хочется верить, мы справились. По крайней мере, у нас нет ощущения, что Шекспир с Горьким нас подавили. Хотя, повторюсь, противостоять этому соблазну было очень непросто. Если говорить о Шекспире, то он, как воронка, затягивает тебя в какой-то хрестоматийный романтизм, в сказку, в робингудовщину. А между тем «Юлий Цезарь» – это совсем не сказка, совсем. Это разговор о народе, о власти, об их взаимном циничном отношении друг к другу. Не сорваться в романтизм было для нас самым сложным.

В «На дне» была другая проблема. Пьеса очень трудная для прочтения, тяжелый язык. И с этим невозможно справиться, если не оживить и одушевить каждого из персонажей. Как только это получается – Горький вдруг расцветает, пьеса превращается в этакие заросли малинника: ты видишь на ветках яркие, спелые ягоды, тянешься к ним, осторожно раздвигая сплетенные ветви и цепляясь за колючки; сорвав несколько, видишь в глубине еще больше. Откуда-то из глубины куста выпархивают мотыльки, у корней зеленой струйкой промелькнет ящерица. Все живет и движется. Вот это – Горький. Для меня это было настоящим открытием. Феномен. Для иллюстрации: первые четыре минуты спектакля я ставил три недели. А потом – сорок минут за два дня. Все эти недели мы переживали какую-то ломку, борьбу с автором, с материалом, самими собой. В результате, мне кажется, все получилось.

Вообще, для меня автор – это друг, собеседник, с которым можно разговаривать, спорить, шутить. Если ты поддаешься давлению авторитета, то в такой ситуации автор становится либо кумиром, либо каким-то начальником, который может приказать или рассердиться. Оба пути – тупиковые.

За последние два года все мы – труппа, сотрудники, я как худрук – стали лучше понимать друг друга. Во многом поэтому, например, в спектакле «На дне» у меня заняты только актеры театра, мы никого не приглашали. Как мы к этому пришли – разговор отдельный и, наверное, гораздо более личный. Актер – это некоторое творческое пространство, которое он возделывает. Да, он прислушивается к тому, что я хочу, говорю и советую, но это пространство – это его территория. Я не режиссер-нянька, не педагог. Актер для меня соавтор, хотя при этом я против коллективного творчества. Почему? Я не верю в коллективное высказывание. Высказывание может быть только личным.

Мне кажется, что с возрастом в нас не меняется одно детское качество: мы готовы повторять чужое поведение. Только если в детстве мы, как попугайчики, были готовы копировать любого, первого встречного, то с годами начинаем вроде как выбирать пример для подражания. А само подражание никуда не девается. Назовите это как угодно, хоть воспитанием. Мы повторяем чье-то поведение, мы мечтаем быть таким, как наш кумир. Но тут возникает – а она всегда возникает, будь она неладна! – проблема выбора. Выбора примера для подражания.

Наверное, все мы согласимся с тем, что большинство из нас с годами становится жестче характером. Или агрессивнее, другими словами. Это значит, мы выбираем такие примеры для подражания? Или нам их предлагают?

Есть два мощнейших инструмента переформатирования мозгов современного человека – телевидение и интернет. Возьмем ТВ: могли ли вы еще десять лет назад представить, что в эфире популярных программ ведущие будут хамить приглашенным гостям, перебивать их, выгонять их из студии или вообще – драться? Теперь же такое происходит регулярно. И эта агрессия, эта злоба – они же никуда не деваются, не растворяются в воздухе, не исчезают бесследно. Они оседают в нашем сознании, в наших душах – такой тонкой, липкой пленкой. Проходит время, и вот уже мы практически не удивляемся, когда, переключая каналы на телевизоре, мимолетом видим анонсы какого-нибудь «Дома-2», где молодой человек – участник шоу материт девушку-участницу. Про формат общения в интернете говорить нечего: первое, что происходит при малейшем несогласии с мнением собеседника, – оскорбление, переход на личности, издевательства, угрозы и т. д.