Не разлучайте нас - Моника Мерфи

Может быть. Однажды.

Что-то успокаивается во мне, даже не знаю, как объяснить.

Я наслаждаюсь этой минутой, все кажется таким естественным, обычным. Я понимаю, что он и понятия не имеет, кто я такая. И мне от этого так хорошо. Совсем не хочется видеть, как в его карих глазах появится тень разочарования. Рот исказится характерным сочувствием, и он начнет сокрушенно цокать языком. Люди всегда так делают, перед тем как сказать что-то вроде: «Это так ужасно».

Или: «Какая трагедия».

Или мое любимое: «Ты такая сильная! Тебе повезло, что ты осталась жива».

На самом деле я никогда не чувствовала, что мне повезло. Я выжила – это да. Я не жертва, боже, ненавижу это слово. Но «повезло»? Повезло тем, кто чуть не попал в автокатастрофу или тем, кто выиграл лотерейный билет, или тем, кто получил работу из-за того, что главный кандидат в последний момент отказался.

Это удача. Но разве можно назвать удачливой меня, которой в детстве выпало то, что никогда не должно происходить ни с одним ребенком? Которая превратилась в жалкое подобие прошлой себя. Стала надломленным в глубине души маленьким и несчастным взрослым? Меня, которой до того одиноко, что невыносимо хочется хоть с кем-нибудь пообщаться, но которая не может знакомиться, особенно с мужчинами?

Все это точно нельзя назвать словом «повезло».

– Как твой кофе? – спрашивает Итан, и, подняв глаза, я вижу, что он смотрит на меня. Выглядит при этом немного глупо из-за очков. Я неловкая и застенчивая, но не слепая.

Этот мужчина прекрасен. То, что он пригласил меня выпить с ним кофе, – просто невероятно.

– Неплохо. – Я слегка улыбаюсь и подношу стаканчик к губам. После очередного глотка пена остается на коже, как усы. Я нервно пытаюсь ее слизать, чувствуя при этом себя идиоткой. Что-то омрачает его взгляд, и я волнуюсь, не расстроил ли его вид моего языка. Под ребрами в медленном животном ритме пульсирует кровь, и я думаю…

Может, я ему нравлюсь?

Может, он мне нравится?

Я раньше никого не подпускала к себе настолько близко. Все чего я хочу – просто смотреть на него. Или задавать ему кучу вопросов, а потом снова смотреть.

Это так глупо.

– А твой? – Я киваю в его сторону. Он обхватывает стаканчик длинными пальцами, и я невольно вспоминаю, как они впились в футболку того мальца. Как мой защитник содрогался от едва сдерживаемого гнева.

В дрожащей от волнения тишине я смотрю, как он подносит к губам свой мокко с белым шоколадом, делает глоток и улыбается.

– Хороший кофе. Я здесь давно не был, но так и думал, что они не разочаруют.

– Я точно не разочарована, – отвечаю со смешком. Я что флиртую? Не знала, что умею. Может, у меня само собой это получается.

– Отлично. – Когда он улыбается, то немного косит глазами, и я не могу не признать это симпатичным. Он симпатичный: сильный, высокий, широкоплечий, с длинными ногами и руками, с широкой накаченной грудью. Столик, за которым мы сидим, довольно маленький, и он раскинул ноги, заняв все предназначавшееся ему пространство и еще немного моего.

Но я не отодвигаю свой стул. Не пытаюсь от него отдалиться. Мои ноги стоят на полу, и я наслаждаюсь тем, как его джинсы то и дело касаются моих. И тогда по коже пробегают искры электрического тока. Это странно, но он одновременно и родной, и чужой мне. Мне и спокойно с ним, и тревожно. Не понимаю.

– Как долго ты здесь живешь? – Я изо всех сил стараюсь поддержать непринужденную беседу, хотя в этом совсем не сильна. Его взгляд скользит в сторону окна, к распростертому перед нами океану, и он слегка двигает челюстями.

– Я приехал сюда, когда мне было девять. С семьей.

– А, – киваю я, не понимая, почему он вдруг стушевался. Неужели я спросила что-то не то? Сунула нос, куда не следовало? Боже, я совсем не знаю, как это делать, как быть обычной и разговаривать с парнем. Несу какой-то жалкий бред.

– Можно спросить, сколько тебе лет? – уверена, что это тоже неверный шаг, но уже неважно. Мне слишком интересно, так что наплевать на условности.

– Мне двадцать три. – Он опять встречается со мной взглядом и наклоняется ко мне через стол снова нарушая мое личное пространство. Выглядит так, как будто он не смог удержаться от этого движения. Но мне неважно. Теперь я чувствую его запах. Чувствую исходящие от него осязаемые волны тепла. Почему-то мне хочется быть к нему ближе. Не могу объяснить почему.

– А сколько тебе?

– Двадцать один, – отвечаю я. И при этом никогда не целовалась, никогда не была на свидании, не считая этого, которое ты, наверное, и свиданием не считаешь.

– Значит, теперь ты официально взрослая. – Он откидывается назад на стуле, но не сводит с меня своих глаз. – На самом деле в этом нет ничего особенного, хоть все и повернуты на этом, да?

Я вздрагиваю. Делаю глоток, прежде чем ответить.

– Не чувствую себя взрослой, если ты об этом. Но все же хорошо больше не быть ребенком.

На секунду его взгляд затуманивается, и я в смятении думаю, не сказала ли слишком много.

– У тебя было несчастное детство?

– Детство было как раз ничего. Но когда я стала подростком… – Я не заканчиваю предложение. Думаю, не нужно. Почему-то мне кажется, что он должен понять. Разве есть кто-то, кто легко пережил подростковые годы? Наверное, нет.

Мои были ненормально ужасные.

– Понимаю, – кивает он, и от этого слова волна облегчения расходится в груди. – По большому счету быть подростком – полный отстой.

Это четкое определения приятно поражает меня, и я прыскаю со смеху.

– Однако ты не деликатничаешь.

– А зачем? – Он пожимает своими широкими плечами. – Я говорю правду.

– Ты всегда говоришь правду? – Прямой вопрос заставляет его задуматься, и я понимаю, что говорю не то. Задаю назойливые вопросы, на которые молодые люди обычно не любят отвечать.

– Я стараюсь, – говорит он после паузы. Его взгляд снова мрачнеет, как будто его накрывает зловещая тень, и я опять задаю себе вопрос: почему. – Стараюсь изо всех сил.

Я молчу, не осуждая и не настаивая на ответе. Мы просто два человека, которые встретились при странных обстоятельствах и теперь пьют кофе. Все. Как только мы закончим, я сяду в машину и поеду домой. И никогда не увижу его снова. И меня это устраивает.

Совершенно.

Итан

Сейчас

Через час я веду ее к машине. Пока мы сидели в кафе, ветер усилился. И теперь мы идем по тротуару, а он сбивает нас с ног, заставляет опустить голову, шагать, наклонившись вперед. Она обхватывает себя руками, ее тело сотрясает явная дрожь. Я бы хотел скользнуть рукой по ее плечам и обнять. Поделиться с ней теплом, прижать поближе.