Гладиатор Гора - Джон Норман

Я снова посмотрел на девушку. Бесспорно, никогда мне не доводилось видеть такого сильного желания в девушках Земли. И уж конечно, я никогда не видел такую девушку обнаженной у моих ног, на соломе в горианском подземелье. Мне стало интересно, так ли сильно отличаются девушки Гора от девушек Земли? Горианки казались сексуальными, женственными и полными жизни, в то время как многие из земных женщин выглядели подавленными, робкими, сдержанными, непроницаемыми, смущенными и стыдливыми, боящимися своей половой принадлежности.

В чем суть псевдомаскулинизации многих женщин Земли, проявившейся в одежде и поведении? Неужели в истерической попытке отрицания своей сексуальности? Чего боятся женщины Земли? Того, что полное признание своих глубочайших сексуальных потребностей поставит их на колени к ногам хозяина.

Лола посмотрела на меня глазами, полными слез. Рабство, внезапно подумал я, освобождает женственность в женщине. Я не предполагал, что свободные горианские женщины могли бы дойти до такой степени откровенности, уязвимости и возбуждения, какие возможны у рабынь. Должно быть, основное различие проходит не между горианской и земной женщиной, а между свободной гражданкой и рабыней.

Работорговцы нередко доставляли земных женщин на Гор в качестве рабынь. Безусловно, они бы не делали этого, если бы рабыни с Земли плохо продавались. И конечно, они бы не продавались так хорошо, если бы из них не получались хорошие рабыни. Не одна земная девушка, считавшая себя фригидной и сексуально пассивной, обнаруживала, к собственному ужасу, что закованная в ошейник, нагая, она становится горячей, податливой игрушкой в руках своего хозяина. Девушка с Земли открывала свою сексуальность на планете Гор, или кнут хозяина помогал ей сделать это.

— Господину понравилось вино? — спросила Лола.

— Я еще не закончил, — ответил я. Чаша стояла передо мной на столе.

— Да, господин, — проговорила она.

Я вспомнил, как только что пил из чаши, которую она мне предложила. Я пил, как настоящий хозяин, у ног которого лежала рабыня! В моем теле оживала первобытная сила. Мне следовало бы стыдиться ее, но я не смог заставить себя и сомневался: неужели недостойно чувствовать себя сильным и могущественным? Почему? Почему мужчине нельзя чувствовать себя мужчиной? Возможно, это не так уж плохо. Кому придет в голову оспорить это, кроме тех, конечно, кто мужчинами не являются?

— Господин хочет, чтобы я подала еще вина? — опять спросила Лола.

— Пока нет, — ответил я.

— Хорошо, господин. — Рабыня почтительно опустила голову.

Я понял: она ждет, что я возьму ее за руки, брошу спиной на солому и начну подчинять своему безжалостному диктату, иногда нежно, иногда грубо, но всегда непреклонно. Так, как хозяин ведет себя со своей жалкой рабыней.

На моих глазах выступили слезы. Я хотел Лолу и все-таки знал, что не должен трогать ее. Я — землянин и обязан это помнить. А она — беспомощная девушка, но при этом — личность.

Лола подняла взгляд.

— Попробуй меня, — просто сказала она.

И тут я осознал, к своему разочарованию, что имеется и другая причина, по которой я не готов исполнить ее желание: мой страх. Тот, кто не может распознать женских потребностей, не должен думать, что смог бы удовлетворить их. Когда девушка предлагает себя в качестве рабыни, она просит тем самым покорить ее.

Лола — рабыня у моих ног. Не из-за этого ли я стремлюсь надеть на нее собственный ошейник?

Тот, кто испытывает страх, не может удовлетворить женщину и вынужден притворяться, будто не понимает ее желаний. Если понадобится, он может мягко пожурить или унизить ее, чтобы она стыдилась своих побуждений. Только так, чтобы она не заметила его немощи. Женщину обманом вынуждают отречься от своих потребностей, и мужчине, к его облегчению, не надо придумывать способ выкрутиться. Такие хитрости, впрочем, редко бывают удачными. Когда желания не могут быть исполнены физиологически, отсутствие счастья, конфликт и чувство вины — как для мужчин, так и для женщин — становятся неизбежными. Тот, кто боится быть хозяином, сомневается в своих способностях, силе, мощи, воле и решительности, останется глух к мольбам даже самой несчастной из рабынь. Как можно ожидать, что мужчина удовлетворит женщину, когда он боится удовлетворить себя самого? Не может быть по-настоящему счастлив тот, кто не владел рабыней. Не может быть счастлива женщина, которая не принадлежала хозяину.

Но если передо мной вдруг мелькала перспектива удовлетворения своих желаний, перспектива радости и невероятной силы, заряжающая и стимулирующая идея господства, откликающаяся на глубинные потребности очаровательной женщины, я быстро выбрасывал эти пугающие видения из головы. Я боялся глубоко заглянуть в себя.

Был ли я достаточно силен, чтобы принять то, что мог бы там увидеть? Не безопаснее ли прятаться в пещере лжи, чем встать на скалу правды, обозревая мир?

Когда человек стоит на солнечном свету и чувствует ветер реальности, каким промозглым и постыдным представляется ему убежище фальши, какой глупой кажется боязнь дневного света и свежего воздуха!

Но я, землянин, воспитанный мифами, быстро осмеял идею страха перед мужским началом. Я хорошо знал, что представляет собой мое мужское начало. Знал также, насколько должен соответствовать ему. Я понимал, что должен быть мягким, заботливым, похожим на женщину и слушаться каждого женского каприза, иначе меня назовут животным. Теперь я сознаю, что эти познания не учитывали сигналов природы, сформированных суровой эволюцией, ссылок на генетические задатки, заложенные в нас во времена, когда на лугах слышалась крадущаяся поступь саблезубых тигров, а на холмах раздавался рев мастодонтов. Мифы, на которых я был воспитан, не рассказывали о мрачных песнях и криках охотников, они не повествовали о бивачных кострах и ножах из голубого кремня, о мясе, приготовленном пленными женщинами с ремнями на шеях. Некая реальность не была обозначена в формулах, которые мне преподавались. Один пункт оказался пропущен в определениях того, что называется словом «мужчина».

— Я преклоняю колени перед моим господином и жду, когда он возьмет меня силой, — сказала Лола.

Я завыл от отчаяния и разочарования. Лола испуганно посмотрела на меня, не в состоянии понять, что терзает ее господина на одну ночь. Мне хотелось схватить ее и бросить спиной на солому, выплеснуть на нее свою ярость и радость, бессознательно удовлетворяя свои права над ней. Права, данные мне от природы! Сжать в руках ее горячую плоть, заставить ее извиваться от моих прикосновений и кричать о своей покорности… Но я знал, что я — землянин, а она — личность. Внезапно и злобно я набросился на нее и ударил по спине тыльной стороной левой ладони. Лола упала вперед. Я поразился тому, что сделал. Но все произошло так быстро, что я едва осознал, что происходит.

Я пришел в ярость не из-за нее, а из-за себя. Лола не виновата. Она просто обнаженная, возбужденная, красивая, закованная в ошейник рабыня у моих ног. Нет ее вины ни в том, что она брошена ко мне, ни в том, что ее переполняют желания. Однако рабыня стала очевидной причиной моих сомнений и страданий. Именно поэтому я и ударил ее.