Теннис на футбольном поле. Молдавский навес, английский удар - Тони Хоукс

– Я постараюсь.

Бедный Юлиан, он никогда в жизни ни на чем не настаивал. Это никак нельзя назвать типичной молдавской чертой.

Когда вернулся Григорий, Юлиан сделал все возможное. У меня было чувство, что шанс есть, особенно потому, что я упомянул, что мои деньги в другом месте. Было подозрение, что Григорий принял бы меня с большей радостью, будь у меня полные карманы денег. Еще один довод в нашу пользу – настроение Григория, похоже, улучшилось после того, как он налил себе коньяка, и на какой-то миг меня, похоже, простили за клевету по поводу стоимости пива в Манчестере.

Юлиан с Григорием общались несколько минут, а я мог только наблюдать, не в силах повлиять на происходящее. Наконец Юлиан обернулся ко мне, и я приготовился выслушать, что нас ждет.

– Удивительно, – сказал Юлиан, – но господин Корзун сказал, что мы можем вернуться в Кишинев сегодня вечером. Он сказал, что двое его футболистов довезут нас до автовокзала через несколько минут.

– Невероятно. Как думаешь, что заставило его передумать?

– Я сказал, что ты хочешь вести с ним бизнес.

– Ясно. Это может стать проблемой, если мы сюда вернемся.

– Да. Но, по крайней мере, сейчас мы свободны.

Я поблагодарил Григория и пообещал вернуться с детальным бизнес-планом, забыв упомянуть, что понятия не имею, что такое детальный бизнес-план. Мы пожали друг другу руки, он изобразил легкую обезоруживающую улыбку, и мы с Юлианом пошли к поджидавшей нас машине, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

В автомобиле футболисты нас проигнорировали и вместо этого завели оживленный разговор на русском. Когда мы приехали на автовокзал, Юлиан сказал, что они обсуждали, что Строенко мог вернуть часть денег, которые у него украли, если бы согласился играть со мной в теннис – при условии, что я за это заплачу. Потенциально дорогостоящая акция. Плата за каждый гейм от англичанина-миллионера.

Единственное, в чем нам повезло за целый день – то, что мы успели на последний автобус до Кишинева за пять минут до отправления. Опоздать означало бы брать такси и подвергнуться риску допроса на границе. Кстати, меня все же расспросили на рубеже Приднестровья, но я ни капли не испугался. Мои чувства притупил коньяк, а случившееся за день приблизило к состоянию «мне все равно».

Солдат спросил, что у меня в сумке, и слегка удивился, когда я сказал, что там теннисные ракетки. Для человека, которого учили поднимать тревогу, обнаружив контрабандные сигареты или автомобильного вора, это был необычный поворот разговора. Озадаченно нахмурившись, он попросил открыть сумку и убедился, что так все и есть. Две теннисные ракетки. Он пожал плечами и прошел мимо. Под ракетками лежала видеокамера, которая заинтересовала бы его больше и, без сомнений, привела бы к дальнейшим расспросам, но теннисные ракетки так удивили солдата, что он предпочел возобновить поиски традиционных нарушителей. Везунчик Тони.

Да, везунчик. Все так, как должно быть. Только пессимист посчитал бы этот день потраченным впустую. Я съездил в Приднестровье на старом разбитом автобусе, и, хотя не сыграл ни с одним футболистом в теннис, а Григорий Корзун не оказался идеальным хозяином, по крайней мере, я с удовольствием размазал лошадиный навоз по его прихожей. Да, во всем всегда есть что-то хорошее – надо просто поискать.

Поиски хорошего в Молдове отнимали очень много сил. Оно пряталось в самых потаенных местах. Я выглянул из окна автобуса в кромешную тьму неосвещенных улиц и вздрогнул. Воздух казался колючим, что, без сомнения, возвещало о начале молдавской зимы. Я начал волноваться, что могу упасть духом. В этой части света духа на всех не хватало.

Просто некоторые эгоистичные негодяи прячут все, что поднимает дух, в своих подвалах.

Ночь выдалась холодной. Для меня это был новый тип холода – сухой, более пронизывающий, пробирающий до костей. И приятнее не становилось, поскольку центральная отопительная система дома, как выяснилось, пребывала в постоянном простое. Несколько дней назад Григор провел меня в заднюю часть дома и показал бойлер. Было непонятно, пытался ли он рассказать о неизбежности ремонта или просто гордился тем, что у него есть бойлер, и был рад им похвастаться, не важно – работал тот или нет. Тепло, как я понял, в Молдове было роскошью.

Дрожа в постели, я вспомнил, как Анита в Сороке сказала, что школа, в которой она преподавала, как-то закрылась на три месяца, потому что не было отопления, а температура упала настолько, что казалось сущим безумием проводить уроки в классах, где было не теплее, чем в холодильнике. Для меня тепло, как свобода и еда, разумелось само собой. Его регулируешь по желанию, а не так, как я сейчас – количеством надетых свитеров или наброшенных сверху одеял.

Мне не хотелось выбираться из кровати. Снаружи было холодно. Не хотелось видеть за завтраком оживленное личико Елены, которая поглядывала бы на меня с вопросом, обыграл ли я приднестровских футболистов. Я не был готов признаться, что мне удалось только съездить туда и вернуться обратно. Я не собирался признавать, что провалился. Снова. Короче, выбраться из кровати означало погубить мое единственное за всю поездку настоящее достижение, а именно – что под одеялами я наконец согрелся.

Была и еще одна проблема – я не знал, чем мне сегодня заняться. Я бы договорился встретиться с Юлианом в Центре журналистики, но беда заключалась в том, что какие-либо идеи по поводу того, что нам делать, когда мы встретимся, начисто отсутствовали. Идеи попросту закончились, кровать казалась вариантом куда лучшим, нежели попытки что-то придумать. В голове крепла мысль, что, возможно, сегодня я добьюсь большего, оставшись под милыми и теплыми одеялами, чем если пойду встречаться с Юлианом. Он ведь не станет возражать, если я на время о нем забуду; ему, вероятно, до смерти надоело помогать безумному чудику в безнадежном преследовании футболистов. У него были другие, более интеллектуальные занятия.

От одержимости кроватью и уныния меня спасла идея, причем довольно дерзкая. Если предположить, что президенты местных футбольных клубов по характеру похожи на Григория Корзуна, существует подход, способный привлечь их внимание. Самолюбие. Это было рискованное предприятие, но у него имелась важная особенность – у меня появилась причина выбраться из постели.

В Центре журналистики я рассказал о своей идее Юлиану.

– Я не уверен, что это сработает, – моментально возразил он.

Разочаровывающий ответ, и, боюсь, я впервые начал терять терпение.

– Конечно, не уверен, – процедил я, едва скрывая раздражение. – Я тоже не уверен. Но если бы мы всегда делали то, в чем уверены, мир был бы довольно скучным местом.

Молдова, в частности.

– Ну же, Юлиан, – продолжил я, – давай попробуем. Давай позвоним Зеленому.

Валерий Ротару был президентом ФК «Конструкторул», клуба, в котором мне требовался один игрок – Олег Шишкин. Все знали Ротару по прозвищу – Зеленый, а его команда играла в ярко-зеленых футболках. По словам спортивного журналиста Леонида, у этого человека была аховая репутация. Неизвестно, как насчет деловых отношений, но в мире футбола ходили слухи, что он избивал арбитров, чьи решения ему не нравились. Правда это или нет, Леонид не знал, но Зеленый определенно пользовался огромным влиянием. По крайней мере, вы знали, как с ним общаться – стоять от него как можно дальше. Он был не из тех, кого называют душой компании, этот президент, владелец, менеджер и тренер «Конструкторула», а в те редких случаях, когда заболевал, он передавал бразды правления своей дочери. Кому еще он мог доверять, как не своей кровинке? Зеленый явно отличался безмерным самолюбием и потому был именно тем, кого я искал. Я, несомненно, выжил из ума, но, оказавшись так близко к провалу, я был готов на все. Этот человек будет моим кроликом для опытов. Пора браться за выполнение плана, который подразумевал толику вранья.