Вальс сердец - Барбара Картленд

— Его сиятельство до самой смерти находился в добром здравии, — сообщил Шеферд, — и скончался скоропостижно шесть месяцев назад.

— Мой дед! — снова воскликнул Пол Феррарис. — Я его почти и не помню!

Воцарилась тишина, которую прервал Шеферд:

— Итак, сэр, вы унаследовали титул. Теперь вы маркиз Чарльтон четвертый.

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Присутствующие лишились дара речи и только смотрели друг на друга с выражением крайнего изумления на побледневших лицах.

В конце концов Пол Феррарис вымолвил:

— А… мой отец?

— Его сиятельство год назад отдал Богу душу. К сожалению, из-за военных действий у нас в то время не было связи с Францией.

— Но… мой отец был младшим сыном.

— Ваш дядя погиб в Египте, и права на наследование титула перешли к его брату. Но по непонятным причинам он даже не пытался разыскать вас, чтобы сообщить об этом.

— Ничего удивительного, — сухо произнес Феррарис. — Он никогда не мог простить мне, что я уехал из Англии и поселился у австрийских родственников.

— Как вы понимаете, милорд, мы не имеем права в таких случаях действовать по своему усмотрению.

— Разумеется, я понимаю.

Снова воцарилось молчание. Потом опять заговорил Шеферд:

— Мы надеемся, милорд, что вы найдете возможность лично приехать в Англию. Множество дел требует вашего личного присутствия.

Он помолчал, потом заговорил, очень четко произнося слова:

— Часть фамильного поместья в Хэмпшире, Чарльтон-хаус в Лондоне и многое другое, в том числе значительная сумма денег, перешли в вашу собственность.

Шеферд перевел дух и сказал обычным голосом:

— Если это возможно, я хотел бы принять ванну и отдохнуть после утомительного путешествия. А потом, если милорд хорошо себя чувствует, я представлю все имеющиеся документы. Из них вы узнаете намного больше того, что я кратко изложил только что.

— Да, конечно!

Гизеле показалось, что в голосе отца появились новые интонации.

Он вновь напустил на себя ту чисто английскую значительность, над которой они с матерью всегда подшучивали.

Что касается ее самой, то ей до сих пор было трудно осознать, что же произошло. Случившееся было настолько невероятно и неожиданно, что все, на что Гизела была способна в данную минуту, — это, как всегда, опереться на плечо Миклоша.

Мистер Шеферд почтительно поклонился и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Миклош повернулся к Феррарису и сказал:

— Позвольте мне первым поздравить вас, милорд. Но перед тем как мистер Шеферд увезет вас в Англию, я прошу вас стать моим гостем в Венгрии на свадьбе вашей дочери.

На мгновение Пол Феррарис потерял дар речи, а потом засмеялся:

— Воистину сегодня день сюрпризов! Мне надо поскорее поправляться! Я с радостью, Миклош, даю согласие на ваш брак с моей дочерью, но позвольте мне присутствовать на вашей свадьбе вместе с супругой.

С этими словами он торжественно поднес к губам руку леди Милфорд.

Гизела радостно вскрикнула и, разрыдавшись от счастья, выбежала из спальни.

— Нам пора, милая, — тихо сказал Миклош.

Гизела с трудом отвела взгляд от танцующих цыган и посмотрела на мужа. Ее сердце замерло в сладкой истоме.

Она словно утонула в темной глубине его выразительных глаз; казалось, мир вокруг исчез и остались только они двое.

Даже в самых смелых своих мечтах она не могла вообразить, что ее свадьба будет столь волшебной и удивительной.

Гизела была настолько потрясена, что не задумывалась о том, насколько она сама ослепительно прекрасна.

Когда она под руку с отцом вступила под своды дворцового собора, Миклош, в самое сердце пораженный ее красотой, увидел в ней настоящую нимфу, явившуюся из мифа.

Еще до того как они приехали в Фетрёд, произошло столько удивительных событий, что Гизела уже не сомневалась, что живет в волшебном сне.

После визита мистера Шеферда всем потребовалось некоторое время, чтобы осознать перемены.

Даже леди Милфорд заметила, что теперь Пол Феррарис приобретет совершенно иной статус.

Он вряд ли признался бы в этом даже самому себе, но Полу Феррарису очень не хватало семейного уюта и тепла домашнего очага, безвозвратно, как думал он, утраченного. Но теперь счастье вернулось к нему.

Раньше Гизела никак не могла взять в толк, почему он обижался на своего отца, но теперь понимала. Разве справедливо, что в то время, когда его дед был сказочно богат и носил титул маркиза, Полу приходилось терпеть лишения?

Леди Милфорд объяснила Гизеле, что для Англии это — обычное дело. Младшие отпрыски знатных семейств прозябают в нищете, а их старшие братья и титулованные родители купаются в роскоши.

— Это ужасно несправедливо, — заметила Гизела.

— Если бы существовал иной порядок наследования, большие графства и имения постепенно дробились бы на все более и более мелкие, и в конце концов могущественные английские фамилии просто исчезли бы с лица земли, — ответила на это леди Милфорд.

Из-за того что отец в молодости бежал из родного дома, в семье не принято было говорить о его родственниках, и Гизела почти ничего не знала о Чарльтонах.

— Я очень хочу показать тебе мой родной дом, — с воодушевлением говорил ей отец. — Он очень старый, но мой прапрадед его полностью перестроил, да и дед многое отреставрировал.

Взгляд его, когда он говорил это, был гораздо красноречивее слов.

— Его стены, — продолжал Пол, — хранят семейную историю, и в каждой комнате живет дух предков Чарльтонов.

Он увлеченно рассказывал Гизеле о прозрачных озерах и прекрасных лесах, где он любил играть в детстве, о великолепных скакунах в конюшнях его деда, на которых ему иногда позволяли кататься.

Теперь все принадлежало ему, и Гизела видела, что он в восторге от этого.

— Ты должна мне помочь, дорогая, — говорил Пол Феррарис Алисе. — Иначе я наделаю кучу ошибок не только в своих владениях, но и по всей стране.

— У тебя прекрасная интуиция, мой дорогой, — мягко отвечала ему леди Милфорд. — А если тебя пригласят ко двору, всегда найдется уйма желающих подсказать тебе, что и как следует делать. Мистер Шеферд перед отъездом сказал: — Очень надеюсь, что ваша светлость скоро приедет в Англию. Ее величество королева Виктория уже интересовалась, когда вы вступите в права. Появившееся на лице Феррариса неподдельное изумление быстро сменилось выражением огромного удовольствия.

Гизела подумала, что отцу, который был настоящим артистом, церемонии в Букингемском дворце и Виндзорском замке доставят немало приятных минут — ведь это совсем как театр с великолепными декорациями и костюмами.