Стриптиз-клуб «Аллигатор» - Крис Хаслэм

«Твои губы – смертельный яд», – продолжал Элис.

И, несмотря на то, что я был при последнем издыхании, я стал подпевать ему.

– «Ты яд в моих жилах», – пел я. – «Ты отрава, но я не хочу разрывать эти цепи…»

– Хватит! – отрезала Шерри-Ли, переключаясь на другую волну. – Успокойся…

Под музыку кантри я медленно слабел. Рука раздулась до самого плеча. Змеиный яд полз по сосудам, как выброс на химическом заводе. Кровоподтек, как грозовая туча, накрыл руку синевой от предплечья до кончиков пальцев, а молнии, вспыхивающие в его сердцевине, то и дело пробирали меня до костей. Кровотечение прекратилось, но вокруг раны вздулись волдыри. Меня бил озноб, – похоже, поднялась температура. Внезапное кровотечение из носа испортило костюм, в котором я производил впечатление. Голова кружилась, как у пьяного. Приступы тошноты угрожали потопить меня в собственной блевоте. Я слышал громкий голос Шерри-Ли. Кажется, она подбадривала меня, но сознание покидало меня против моей воли. Я попытался сделать вдох и вдруг стремительно стал погружаться в пучину темного хаоса. Я задыхался и всхлипывал, задыхался и кашлял, и наконец вырубился.

Когда я пришел в себя, где-то играла музыка в стиле блуграсс. Я стоял на коленях на поросшей травой обочине. Кружилась голова, а я кашлял и судорожно извергал из себя арбузную настойку.

– Боже! – донесся до меня голос Шерри-Ли. – А я уж думала, тебе конец, дорогой. Трави, не стесняйся, пусть тебя вырвет хорошенько – это хороший признак.

Я кивнул, надеясь, что она не заметила следов рвоты на костюме. Однако каждый спазм, каждая судорога толкала меня назад, в блаженное небытие, но Шерри-Ли помогла остаться в сознании, довела до машины, усадила на заднее сиденье, сама метнулась к водительской дверце. Это все, что я помню.

– Очнись, ё-мое! – Ее голос вернул меня из небытия, а сама она отвешивала мне пощечины и дергала за волосы.

Джин, в красном шелковом халате, напоминавший Терминатора в состоянии замешательства, стоял на верхней ступеньке нашего трейлера. Скрестив руки на груди, он без всякого выражения на лице смотрел вдаль, уставившись в одну точку, по всей видимости стараясь обнаружить в своей базе данных подходящую причину моего возвращения. Увидев, что одна рука у меня на перевязи, в другой – дорожная сумка, а Шерри-Ли помогает мне выйти из машины, он почесал сначала ухо, а потом бровь.

– Доброе утро, мистер Ренуар! – сказала Шерри-Ли. – Присмотрите, пожалуйста, за ним хорошенько. Вот его костюм, пусть повисит за дверью. Почти все пятна я стерла губкой, но, по-моему, костюм нужно отдать в химчистку. Ну, всего доброго!

Джин кивнул и одновременно покачал головой. Он слегка поморщился, когда Шерри-Ли помогла мне подняться по ступенькам.

– Удачи, дорогой, – прошептала ока, чмокнув меня в щеку. – Позже я зайду узнать, как ты себя чувствуешь, хорошо?

Я кивнул, а Джин посторонился, открыв передо мной дверь нашего трейлера. Зайдя в трейлер следом за мной, он с шумом захлопнул дверь.

– Как все это понимать? – вскинул он брови.

– Меня укусила гремучая змея. Какая-то особо ядовитая местная разновидность, – произнес я спокойным тоном, доставая из сумки лекарство, за которое Шерри-Ли отвалила целых триста девяносто баксов. – Вот видишь, у меня тут целая куча таблеток.

– Твою мать! – рявкнул Джин. – Стоило мне дать тебе, моему помощнику, один-единственный выходной в воскресенье, и вот вам, пожалуйста, ты возвращаешься только в среду! Его, видите ли, гремучая змея укусила… – Он усмехнулся. – Как это произошло?

– Я нагнулся сорвать цветок, – пожал я плечами. – Только и всего…

– Как это произошло? – прищурился он. – Где тебя черти носили?

– На озере Окичоби, а если точнее, во время пешей прогулки.

С минуту Джин молча смотрел на меня, а потом открыл дверь и приволок в трейлер мой окровавленный, весь в блевотине, вонючий костюм.

– Какого хрена ты отправился на прогулку в деловом костюме? – рыкнул он.

– Денек выдался хороший, люди вокруг отдыхают, вот я и решил…

– Здесь же Флорида, мать твою! – прервал меня Джин. – Здесь каждый денек – хороший!

– И что? По-твоему, я должен в лохмотьях ходить?

Джин хлопнул себя ладонью по лбу и уставился в пол, словно надеялся найти там ответ на мой вопрос.

– Ты видел свою рожу? – спросил он, ухмыляясь. В это время в дверь постучали. Джин окинул меня презрительным взглядом. – Иди посмотри на себя в зеркало, а я пока приму посылку от «Федекса», – приказал он. – А потом мы определим, какой вклад намерен внести именно ты в завершающую часть операции.

Я взглянул на свое отражение в узком зеркале Джина и вздрогнул. Неужели это я? Можно подумать, будто я сначала пострадал в пожаре, затем попал под грузовик, а потом бултыхался в чане с кислотой. Лицо у меня распухло, словно меня искусали пчелы, губы покрылись коростой и язвами, а глаза заплыли так, что казались щелочками.

Левая рука неподвижно лежала на перевязи, пальцы, торчавшие из повязки, казались пережаренными сосисками. Ногти уже сошли, а кожа висела лохмотьями, как пожухлая листва на дереве.

Мне повезло, надо сказать. Врач-сальвадорец, к которому мы с Шерри-Ли обратились за помощью, специализировался на локализации действия змеиного яда. В результате на память мне остался лишь черный диск некротированной ткани на ладони размером с серебряный доллар. Правда, вследствие интоксикации у меня возникли проблемы с печенью и почками. В общем, врач пообещал мне, что пальцы на руке у меня останутся, но, скорее всего, мне суждено мочиться кровью.

Однако моя работа к моему здоровью не имела никакого отношения.

Джин молча разложил на обеденном столе тринадцать золотых монет и стал их внимательно разглядывать, как если бы пытался предсказать будущее.

– Ты прав, – нарушил я молчание. – Видик у меня тот еще! Прошу прощения…

Я сел на продавленный диван и приготовился к спектаклю.

Джин не обманул моих ожиданий. Он бушевал, он был в ярости, чего и следовало ожидать от человека с задатками шоумена.

Во вводной части он коснулся следующих тем: предательство и бесчестье, снисходительность, всепрощение и благородство в мире, полном страданий и разочарований.

Особое внимание он уделил действиям некоего индивида, который одновременно был партнером и публикой, фигляром и шутом гороховым, чье безрассудство, разгильдяйство, беспечность и себялюбие добром не кончатся.

Я понимал, куда он клонит. Однажды я, по его словам, залил зенки и потерял ценную бандероль, в другой раз оставил чековую книжку на крыше машины, а теперь меня еще и изувечили…

В результате я был подвергнут домашнему аресту.

Доктор Альфаро в Центре токсикологии сказал, что моему организму требуется три недели, чтобы прийти в норму.