Culture. The story of us - Martin Puchner

планировалась на годы вперед, включала сложные механизмы отбора тех, кому будет позволено отправиться в путь, и работу более сотни человек, включая моряков, солдат, рабочих, ремесленников, ученых и монахов. Подготовка началась с постройки необычайно больших лодок и распространилась на тщательный отбор подарков, таких как декоративные ножи, горные кристаллы, кисти и раковины конхов.

Затем последовал опасный переход через Желтое море. Хотя в Японии компас еще не был известен, японские моряки постепенно приобрели достаточно опыта, чтобы рискнуть отправиться в путешествие через японские острова Окинава, а затем через 450 миль открытого океана - маршрут, который привел их в Сучжоу, южный центр власти (недалеко от современного Шанхая). В миссии Эннина две первые попытки пересечения привели к тому, что корабли сели на мель и были вынуждены вернуться. Только третья попытка, наконец, достигла цели, но с трудом. Корабль Эннина штормило, а затем он сел на мель. Мачту и якорь пришлось выбить, а это означало, что судном больше нельзя было управлять, оставив его на милость волн и ветра. К счастью, на помощь пришло другое судно из той же партии, и экипаж и груз благополучно добрались до восточного побережья Китая.

Следующей трудностью было общение. Никто из японцев не говорил по-китайски, и наоборот. В отдельных случаях корейцы, имевшие больше контактов с обеими культурами, могли выступать в качестве посредников, но по большей части Эннин и его попутчики зависели от конкретной формы общения. Несмотря на то, что язык, на котором говорили в Японии, не был связан с китайским, китайские иероглифы легли в основу собственной письменности Японии, что означало, что китайский язык был лингва франка, а китайская классика - общим ориентиром. Общая письменная система позволяла японским дипломатам общаться со своими китайскими хозяевами, записывая китайские знаки на бумаге, даже если они произносили их взаимно непонятным образом, подобно тому, как носители двух разных языков могут договариваться о цене, записывая цифры на листе бумаги. Поскольку письмо велось кисточками, эта форма общения, невозможная в системах письма, основанных на фонетических алфавитах, получила название "разговор кисточками".

Эннин записал один из первых обменов беседами с кистью, который состоялся по их прибытии в Китай: "Мы, японские монахи, сейчас встречаемся с вами, монахами, потому что в прошлом у нас с вами было важное родство. Мы точно знаем, что человек должен пребывать в пустоте, которая является природой Закона. Наша встреча очень удачна". Этот обмен мнениями, своего рода заявление о миссии, показывает, что, хотя имперские миссии в Китае интересовались всеми видами культурного развития, особый интерес Эннина был связан с буддизмом, который здесь называется просто "Закон".

Буддизм был еще одним импортом из Китая. Будучи буддийским монахом, Эннин надеялся привезти с собой новейшие формы поклонения и благочестивого искусства. Для Эннина буддизм был не просто религиозной доктриной. Это был образ жизни и источник бесчисленных произведений искусства, поскольку культурное развитие как Китая, так и Японии было неразрывно связано с этой верой. (Буддизм, особенно чтение "Сутры Лотоса", вездесущ в "Книге подушек" Сэй Сёнагона, где также упоминается множество буддийских картин, статуй и праздников).

Чтобы узнать последние достижения в китайском буддизме, Эннин надеялся отправиться в монастыри на горе Тяньтай, которая, по его мнению, была центром буддийского обучения. Вскоре выяснилось, что ему необходимо получить разрешение от нескольких чиновников. Так началась великая бумажная война Эннина с китайской бюрократической машиной, побочным продуктом ее экзаменационной системы и культуры письма. Он упорно шел к своей цели, медленно продвигаясь по иерархической лестнице, отправляя бесчисленные письма с просьбой о разрешении. Через много месяцев пришел ответ с сайта : "В разрешении отказано". Разочарованный, Эннин провел оставшуюся часть миссии, собирая рукописи, предметы культа и картины, в то время как остальные члены делегации занимались дипломатической работой.

Когда пришло время возвращаться домой, Эннин вместе со своими спутниками занялся упаковкой вещей. Он взял с собой на корабль бамбуковый ящик, полный свитков, а также две мандалы - геометрические диаграммы, используемые в буддийской медитации и изображающие космос. Чтобы обеспечить дополнительную безопасность, он положил эти сокровища в китайскую кожаную шкатулку, которую приобрел специально для этой цели.

Когда лодки с тяжелым багажом отчалили, трое японских гостей тайно остались на берегу: Эннин и два его ученика. После ведения и проигрыша бумажной войны против имперской административной системы Эннин решил стать изгоем.

До этого момента опыт Эннина в Китае был типичным для культурных миссий, посылаемых Японией, хотя Эннин больше заботился исключительно о буддизме, чем о других аспектах китайской культуры. Но когда Эннин решил остаться, он оказался по ту сторону закона; он и его ученики оказались предоставлены сами себе. Через некоторое время к ним подошла лодка и поинтересовалась, что они делают. Не заблудились ли они? Потерпели ли они кораблекрушение? Не подготовившись, Эннин пробормотал, что это корейцы. В качестве дружеского жеста их отправили в соседнюю деревню - это был тяжелый поход через горы. Там их представили местным жителям, включая правительственного чиновника. Чиновник быстро убедился, что эти три монаха не корейцы. Смутившись, Эннин изменил свою историю, теперь он признал, что был частью японской миссии, но утверждал, что его оставили из-за болезни. Наконец, он пробормотал, что он просто японский монах, ищущий мудрости в китайском буддизме.

Что делать с этими подозрительными иностранцами? Проведя зиму в местном монастыре, Эннин получил разрешение отправиться в центр буддийского обучения на горе Вутай в северном Китае. Усеянная пагодами, храмами, залами и монастырями, гора Вутай получила свое название благодаря пяти террасам, по одной на каждое направление, и центральной террасе, к которым вели крутые горные тропы. Ее плоские вершины большую часть года покрыты снегом и величественно возвышаются над густыми зелеными лесами из сосен, елей, тополей и ив.

Эннин и два его ученика останавливались в одном монастыре, чтобы получить наставления, изучить свитки и освоить новые ритуальные практики, прежде чем перейти к следующему. В одном из храмов, который он посетил, Эннин был особенно впечатлен шестнадцатифутовой фигурой исторического Будды в процессе умирания и достижения состояния нирваны. Обычно фигура Будды, достигшего нирваны, находилась в лежачем положении. Но в данном случае Будда лежал на боку, "правым боком под парой деревьев". Скульптура также включала его мать, которая "падает в обморок на землю от страдания", а также большое количество полубогов и низших святых, "некоторые из них держат руки и горько плачут, некоторые с закрытыми глазами в позе созерцания". Все это было поразительно ново, именно то новшество, которое Эннин пришел наблюдать.

Вопрос о том, как следует изображать Будду и знаменитых