Вне подозрений - Сабин Дюран

В пачки крекеров иногда вкладывают забавных темно-красных рыбок из тончайшего целлофана. Кладешь такую штучку на ладонь, и она вдруг начинает сама по себе двигаться и извиваться… якобы демонстрируя твое настроение. Каждому ее «па» соответствует определенное состояние души обладателя ладошки… Бумажный обрывок, сунутый мне под нос Перивалем, сейчас очень похож на такую рыбку-вещательницу. Полностью скрутившуюся… Что же означает такое съеживание?… Не помню точно. Вот Милли знает все значения. Робкий? Страстный? Или, может, «совершенно сбитый с толку»?

– Трогать можно? – уточняю я.

Инспектор нетерпеливо цыкает, разглаживает пальцами клочок и придерживает непослушный, так и норовящий вновь скрутиться конец, чтобы я могла прочитать. Чек из «Теско»:

– Вы знаете, что это такое?

– Да. Чек на пиццу и… м-м-м, бутылку вина.

Он улыбается – наигранная улыбка денди, подозрительно напоминающая оскал. Он меня ненавидит – вдруг выстреливает в голове. Вот оно что! Ненавидит всерьез.

– Да, точно. Его нашли в прикроватной тумбочке Ани Дудек, валялся там вместе с несколькими монетками. А чем уплачено за эту пиццу и вино?

Я внимательно изучаю нижнюю часть чека. «МастерКард». Указаны несколько последних цифр. Не верю своим глазам… Что это?!

– Вы помните, чем занимались в среду восьмого февраля этого года?

– Простите… Не помню. Без… Нет.

– Вероятно, вы сможете это выяснить. Видите, что получается? Этот чек оплачен кредитной картой, оформленной на ваше имя. Не правда ли, странное и необъяснимое совпадение, учитывая, что в квартире убитой вы не бывали? Но пицца и вино оплачены вашей картой! Теперь-то вы понимаете, что у нас вырисовывается? Объявление из «Леди», ваши газетные интервью, одежда, грязь с вашей обуви и вдобавок еще чек на еду, которую купили, конечно же, вы. – Он выпрямляется и оглядывает меня, словно великан лилипута. – Как вы все это объясните?

Я понимаю, что сижу – потому что чувствую свои пальцы, судорожно вцепившиеся в сиденье стула. Но ощущение такое, будто меня несет по волнам… Тело колышется, расплывается… словно я разглядываю его сквозь толщу воды.

– Вам есть что сказать?

– Я хотела бы пригласить адвоката.

Блики на потолке. Оконное стекло – толщиной с бутылочное дно. Да и стекло ли это? Сквозь него проникают только белесые пятна света.

В глаза будто песку насыпали. В горле – зола и сера. Шея так одеревенела, что при каждом движении хрустит.

Отклеиваюсь от матраса – кожа прилипла к полиэтилену, – словно срываю скотч. Одеяло воняет потом, оно скрутилось у меня под мышками. Это я воняю…

Стало тише… Доносится только неразборчивое бормотание. Молитва? Всю ночь участок галдел и вопил. В дальнем конце коридора сиплый голос фальшиво орал «Роксану». Другой – визгливый – призывал: «Пристрели меня! Ты ж меня терпеть не можешь! Так давай, всади мне уже на фиг пулю промеж глаз!!!»

А теперь тихо и мирно. Все уснули. Или им всадили промеж глаз пулю…

Я хочу пѝсать. Алюминий – холодный и потертый. Промокнуть сидушку нечем, бумаги нет. Из вчерашней камеры меня перевели. Повысили…

В шаге от двери на полу торчит тарелка окоченевшей лазаньи – вчерашний ужин.

Пристраиваюсь на краешке лавки. На мне вчерашняя одежда. Пижаму в тюремной камере не выдают. Кто бы мог подумать… На зубах налет. У сержанта-охранника я попросила зубную щетку. Получила ответ – в случае крайней необходимости мне могут предоставить врача; у меня есть право на медицинскую помощь. А на зубную щетку – нет. А как же европейское законодательство? Разве гигиена ротовой полости не входит в права человека? Мне ни к чему «Орал Б – Пульсар 40», сейчас не до капризов. Согласна на компактную складную щеточку, какую выдают в самолетах. Или хотя бы на жевательную резинку из торгующих презервативами автоматов, украшающих придорожные станции техобслуживания…

Милли, Милли, как я по тебе скучаю!.. И как жаль, что не дозвонилась до Филиппа. Если бы я только ему рассказала… если бы он уже мчался домой…

Страх, паника снова поднимают голову, бьют фонтаном, расплескиваются, проливаются лужами… Мне столько не вместить. Я ничего – ничегошеньки! – не понимаю… Этот накрывший меня вал родился из множества капель-событий… Событий странных, непонятных, я признаю… Но – объяснимых! Кружево случайных совпадений… Мы с Аней были похожи. И что это дает? Ни-че-го! Попробуем встать на место Периваля, глянуть его глазами. Объявление, статьи, одежда… Возможно, это она меня преследовала. Но возможно – не она. В мире столько загадочного… Как-то в нашей передаче демонстрировали поразительного кота. Звали его Мистер Лапочка. Его хозяева переехали в другой город, а кот там взял да и потерялся. Так вот, Мистер Лапочка умудрился пробежать сотню миль от Норвича до Лутона и найти дорогу к своему старому дому. Потрясающее путешествие! И самое что ни на есть настоящее. Или разлученные при рождении близнецы… Оба, не сговариваясь, женились на Линдах; обе Линды родили сыновей, названных Гаями. И обе семьи обзавелись собаками, клички которых были Баджер. Умопомрачительно! Терри считала, что нам подсунули мистификацию, но я… Сидя рядом с воссоединившимися близнецами на диване, я всей кожей ощущала их трогательное изумление…

Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…

Но грунт… чек… Как они оказались в ее квартире?! И как связаны со мной? Жуткое нагромождение улик… Такого и в страшном сне не увидишь…

Выделенный мне дежурный адвокат, Каролина Флетчер, вчера вечером тщательно выслушала все эти непостижимые факты и уставилась на меня, безмолвно вопрошая: «Ну и?…»

Я так же безмолвно развела руками: «Понятия не имею…»

Не было у меня – да и нет – подходящего объяснения. Почему оплаченный моей кредиткой чек обнаружен в квартире убитой? Обычно «МастерКард» обретается в моем бумажнике. Хотя я известная растяпа: оплатив доставку, могла и забыть карту в холле, у входной двери. Единственная разгадка – кредиткой кто-то воспользовался…

Каролина Флетчер – волосы с проседью, рваный боб, черный брючный костюм – кажется мне человеком славным. Уверена, у нее доброе сердце. Она созналась, что не видела ни одного выпуска нашей программы.

– Некогда. Семья. Хотя младший, слава богу, скоро отправится в университет. Работа. Вечная круговерть.

Кажется, не только славная, но и с деловой хваткой, не мямля. В моем случае явно были допущены кое-какие ошибки, пояснила она.

– Мы вас отсюда вытащим, не волнуйтесь.

Когда она вернулась в комнату после «полноценной рекогносцировки» – беседы с Перивалем, – уверенности в ее голосе поубавилось: