Зеленая революция. Экономический рост без ущерба для экологии - Ральф Фюкс

Третья зона утрат — «возрастающая неспособность получать удовольствие от производимого богатства». Бинсвангер говорит в этой связи о «потере настоящего». Жизнь «здесь и сейчас» оттесняется множеством забот, которых с ростом богатства становится все больше. Владелец состояния с тревогой смотрит в будущее, мучимый опасением разориться и потерять с таким трудом обретенное. Чем глобальнее рынки, тем менее они устойчивы. Владелец акций не знает покоя, он только и делает, что по разным признакам пытается угадать будущую конъюнктуру. «Инвестора изводят мысли о будущем экономики. Он не может довольствоваться настоящим, впадая прямо-таки в наркотическую зависимость от прогнозов… ему везде мерещатся знаки грядущих несчастий»[101]. Тонкое наблюдение, но все же это лишь половина правды. Бинсвангер во многом прав. Мы утопаем в журналах и газетах, помещающих биржевые сводки и инвестиционные предложения. Биржевые гуру предсказывают будущее, гадая на кофейной гуще. Игроки фондовых бирж с тревогой следят за повышением или понижением ставки, проклиная себя за то, что упустили момент заключить или расторгнуть сделку. Предприниматели просчитывают свою стратегию на смутных догадках о будущем спросе и предложении. Чем дальше государство перекладывает заботы о здоровье и старости на плечи своих граждан, тем больше растет их беспокойство по поводу будущего. Финансовый крах может вмиг опрокинуть все планы, связанные с пенсией или образованием детей. Наше материальное положение все больше зависит от ситуации на финансовых рынках, в которой простому смертному не разобраться. Нас угнетает нестабильность стремительно меняющегося мира с его экологическими кризисами и политическими конфликтами. Несмотря на небывалый объем общественного богатства, беспокойство по поводу будущего растет. Может, это происходит как раз из-за богатства, поскольку вместе с благосостоянием растет и страх его потерять?

И тем не менее тревога за будущее не мешает привилегированной части человечества вовсю наслаждаться жизнью на верхней палубе «Титаника». Это касается не только богатых и красивых. Стоит в солнечный день прогуляться по центру какой-нибудь европейской метрополии, и вы увидите, как глобальный средний класс радуется жизни. Мысль о том, что люди уже не в силах получать удовольствие от настоящего, отдает элитарной мизантропией. Несмотря на все жалобы по поводу «террора ускорения», у нас стало больше времени и возможностей наслаждаться жизнью, чем у наших отцов и дедов. Рабочее время сокращается, продолжительность жизни, отпуска, уровень образования, покупательная способность растут. Против этого и ополчается консервативная культур-критика, критика самозабвенного гедонизма, пропагандирующая культ настоящего, бегство в потребление, утверждающая, что «настоящей» жизнью тут и не пахнет. То нам говорят, что человек ударился в потребление, компенсируя утрату религии, затем — что из страха смерти и дабы избежать внутренней пустоты. Так или иначе мнимым жертвам террора успеха и потребления непременно грозят пальцем, требуя вернуться к подлинной, правильной жизни. То человек упускает настоящее, снедаемый тревогой о будущем, то не думает о грядущих кризисах, беспечно увлекаемый сиюминутными потребностями. Куда ни кинь, всюду клин.

Призыв к «благосостоянию без роста» вызывает в воображении образ постаревшего жизнелюба, который по прошествии бурной поры открывает для себя добродетель «меры и середины». До середины XX в. Европа лидировала в промышленной революции. Половина континента, занимающая весьма незначительную территорию, всасывала в себя ресурсы со всего мира как горючее для небывалого роста экономики и благосостояния. Сегодня демографическая кривая пошла вниз, экономическая динамика ослабевает, темпы роста снижаются. Усиливается ощущение, что лучшая пора Европы позади и она уже не соперница активным и голодным нациям. Харальд Вельцер, один из тех, кто ратует за отказ от роста, прекрасно сформулировал эту мысль: «Будущее Запада в прошлом. Нужно уметь уступать»[102]. Мечты об обществе за пределами роста — это стенания образованного среднего слоя, у которого есть все, что душе угодно (кроме очередного айфона). Огромная часть человечества мечтает совсем о другом — о социальном росте и повышении уровня жизни.

Именно демократия сделала стиль жизни богатых и сильных, который прежде был доступен лишь привилегированному меньшинству, обязательным для всех. Навязать аскетический образ жизни, подразумевающий серьезные ограничения в сфере свободы передвижения, потребления, моды, технических коммуникаций и т. д., вероятно, могла бы только авторитарная диктатура, ограничивающая потребности. Современное индустриальное общество — это воплощение в жизнь прометеева принципа, стимулировавшего развитие человеческого общества: изобретательский гений, жажда открытий и знаний, но одновременно и беспокойство, которое не желает «временить» прекрасное мгновение, а всегда ищет нового. Никогда не было недостатка и в противоборствующих культурных течениях, провозглашавших скудость, самоограничение и созерцание в единении с природой. Но в конечном счете они порождали лишь более рафинированную и диверсифицированную культуру жизни.

Проект «Цивилизация» еще не закрыт. Нам нужен не переход от динамики человеческой эволюции к состоянию статического равновесия, а новый курс осознанной коэволюции с природой. Для него характерна тенденция к дематериализации потребностей, правда, на высоком материальном уровне. Богатые индустриальные страны уже не склонны к простому накопительству все новых вещей, т. е. к чисто количественному наращиванию потребления. Эта тенденция все больше уступает место удовлетворению потребностей, связанных с самореализацией, утонченностью, чувством прекрасного, коммуникациями, познанием себя и мира. На определенной ступени благосостояния важнее становится уже не просто «больше», а «лучше». Однако было бы самообманом отождествлять этот процесс с отказом от парадигмы роста. Качественный рост тоже в огромной степени связан с производительностью и добавленной стоимостью.

Петер Слотердайк, уникум среди современных философов, в ярком докладе на Международной конференции по климату в Копенгагене описал две противоположные реакции на экологический кризис[103]. Удивительно, но на эту интеллектуальную провокацию почему-то не последовало реакции. Очевидно, она не затронула господствующий сегодня в Германии экологический дискурс. А ведь Слотердайк полностью разделяет алармистские настроения экологического движения. Отправной точкой его рассуждений является кризис «кинетического экспрессионизма», как он называет «экзистенциальный стиль Модерна, ставший возможным прежде всего благодаря доступности ископаемого топлива». Этот энергоемкий образ жизни нуждается в радикальной модификации, поскольку в сочетании с изменением климата несет угрозу основам цивилизованной жизни на планете. В борьбе за климат необходимо обеспечить «возможность отверстости цивилизационного процесса и гарантировать его беспрерывность». XXI в. станет эпохой мощных кризисов и масштабных перемен. Предстоящая «метеорологическая реформация» имеет не меньшее значение, чем христианская Реформация в начале Нового времени. Она и станет новой Реформацией, которая, очищая, меняя, начиная все с нового листа, должна будет спасти человечество от климатического ада.