Африканский квест - Лин Гамильтон

— Да. Опять-таки амфоры свидетельствуют, что кувшин скорее всего был карфагенским.

— А статуя?

— Да, статуя. Тут дело несколько сложнее, и это одна из причин того, что я стараюсь смотреть на все это со здоровым скептицизмом. Если предположить, что Зубеир действительно видел статую, в чем, как уже говорил, я не совсем уверен; он верил в это, но работа на такой глубине иногда воздействует на человека странным образом. Однако если допустить на минуту, что вправду видел, я думаю, что это был гораздо более древний артефакт, старше амфор на пятъсот-шестьсот лет. Мне он представляется разновидностью того, что мы именуем карающим богом — об этом говорит поднятая правая рука. Карающие боги идут из ранней финикийской традиции, докарфагенской. Это может быть Мелькарт, покровитель Тира, или даже Ваал, который гораздо позднее в несколько ином обличье вместе со своей супругой Танит стал покровителем Карфагена.

— И что это означает?

— Как знать? — Брайерс пожал плечами. — Затонувшее судно не может быть моложе самой поздней по своему происхождению вещи, найденной в его трюме. Это означает, что на судне, пошедшем ко дну в четвертом веке до нашей эры, вместе с грузом находилась статуя, которая уже была древней, когда корабль отправился в путь. Или же, и что более вероятно, здесь произошло два кораблекрушения, может, и больше — суда обычно опускаются на дно в одном и том же районе — ветры, течения и так далее. Обломки рассеиваются на большой площади, что осложняет дело. Возможно, одно судно затонуло в четвертом веке до нашей эры, другое гораздо раньше.

— Я слушаю вас, но мне трудно поверить, что возможно найти столь древние суда.

— Находили еще более древние. «Улубурун», который Джордж Басс откопал у побережья Турции, датируется четырнадцатым веком до нашей эры, а недавно Робет Баллард — человек, который нашел «Титаник» — обнаружил два финикийских судна в очень глубоких водах восточного Средиземноморья. Их датировали, опять-таки по амфорам, примерно семьсот пятидесятым-семисотым годом до нашей эры. Находились они на большой глубине, примерно тысячу четыреста-тысячу пятьсот футов, солнечный свет туда не проникал, отложений было мало, при этих условиях они могли находиться в очень хорошем состоянии. На здешних глубинах большинство древесины исчезло бы, но керамика сохраняется очень долгое время, почти вечно, некоторые металлы, в зависимости от их состава, тоже. Однако иногда даже на таких глубинах часть корпуса судна была защищена лежавшим сверху грузом, поэтому можно найти немного дерева.

— Стало быть, Питер все еще ищет это судно?

— Ищет. Он называет свою компанию «Стар сэлвидж энд дайвинг». У них есть судно в этом районе, «Пиранья». Простите, — он печально улыбнулся, — слегка оговорился. Судно называется «Сюзанна». Они появились здесь этой весной, в прошлый сезон их тут не было. Я слышал, Питер был на грани банкротства, но, видимо, удачно выпутался. У него есть все новейшее снаряжение, спутниковая связь, подводные роботы, средства для глубоководного слежения, все, что угодно. Должно быть, за последний год он заработал большие деньги. По сравнению с ним мы нищие. Как вам кажется, я злобствую?

— Пожалуй, слегка, — ответила я.

— Спасибо. — Брайерс засмеялся. — Мне жутко подумать, что произойдет, если они опередят нас. Растащат все, что сочтут ценным, остальное уничтожат. Это будет очень значительная находка. Вам нужно это понять. Однако если судно найдут они, после них ничего не останется.

— Но ведь они не вправе разорить судно, если оно такое древнее! Должен существовать какой-то закон относительно затонувших судов подобного рода.

— Они вправе, и такой закон существует. Называется он законом о находках. Ты нашел судно, оно в твоем распоряжении. Вот и все. Морское право встанет на твою сторону, да если и дойдет до дела, кто сможет тебе помешать? Так происходит во всем мире. Эти компании интересуются только доходами, не наукой. Иногда, растащив все, что считают ценным, они поднимают судно, дабы доказать, что могут это сделать, или, может, считают, что это принесет им выгоду. Такое древнее, они, возможно, не станут поднимать. Там почти ничего не осталось. Но поднимают сравнительно новые корабли с войны восемьсот двенадцатого года на Великих озерах, Испанской Армады и так далее. Какое-то время используют их для привлечения туристов, ставят возле ресторанов с морепродуктами. Потом кораблям приходит конец. Поднятые со дна, они быстро разрушаются, если о них не заботиться, а такая забота стоит больших денег, которые этим людям далеко не всегда выгодно тратить. Потом эти люди перебираются на другое место. Лет через десять после того, как суда подняты, их увозят на свалку. Они превращаются в труху. Это преступление. Многие организации и страны пытались остановить деятельность таких компаний, как «Стар сэлвидж», но сделать это очень трудно. Поэтому я твердо намерен отыскать это судно раньше них. Прошу прощенья, — добавил он после краткой паузы. — Это у меня больное место, как вы уже, наверное, догадались.

Я поглядела на залив.

— Как вы говорите, воды здесь много. Шанс невелик, так ведь? И что может помешать еще кому-то приехать и искать его, если они слышали об этом от Зубеира? Кому-нибудь из тех ловцов губок.

— Шанс невелик, — согласился Брайерс. — Что касается третьей стороны, ищущей судно, тут вы задели меня за живое. О значительной находке никто не объявлял, но в прошлом году на рынке появилось несколько вещей, которые заставили меня задуматься, не нашел ли что-то кто-нибудь еще. Местные ныряльщики под водой всегда начеку. Как я сказал, таким образом найдено много затонувших судов. В прошлом году в Брюсселе продавалось несколько золотых украшений, датируемых тем периодом времени: подлинность их была установлена. А месяц или два назад в Тунисе появились терракотовые изделия. Пока что не лавина, всего лишь струйка, но я время от времени слегка волнуюсь по этому поводу. С другой стороны, — он улыбнулся, — это замечательное времяпрепровождение, вам не кажется?

— Замечательное, — согласилась я. — Между прочим, если думаете, что ваш рассказ, пусть и очаровательный, заставить меня забыть мой вопрос о Рике Рейнолдсе, то ошибаетесь. О чем вы спорили?

— Да ни о чем, — ответил Брайерс, глядя на залив. — Просто не поладили. Я счел его надоедливым юным прохвостом. Он уговаривал меня вложить деньги в его фирму. Я велел ему убираться. У меня нет денег для вложения, но если б и были, не стал бы с ним связываться. Теперь, когда он мертв, мне неприятно, что мы повздорили.

«Он второй, кто лжет мне сегодня, — подумала я. — Азиза утром, а Брайерс сейчас». Однако в одном он был прав. Было приятно сидеть там, на солнце, в окружении воды, на мягко покачивающемся судне — и история, которую я только что выслушала, была захватывающей. Я почти забыла на время о двух проблемах, которые ждали меня в гостинице, и о том, что услышала от Роба. И едва не забыла, что с Брайерсом нужно быть очень, очень осторожной.

«Уверяю, больше этого не случится», — сказал мне Брайерс, когда я утром попыталась поговорить с ним о его сердитом разговоре с Риком. Может, он уже прекрасно знал в ту минуту, что случиться это больше никак не может.