Зловещий шепот - Джон Диксон Карр

— Я подарила Марион, — рассказывала она, — флакончик французских духов, «Жоли» номер три.

Доктор Фелл снял пенсне.

— A-а! Тот самый флакончик с красно-золотой наклейкой, который сейчас стоит на ночном столике?

— Возможно… стоит. — Ее лицо снова исказила непонятная усмешка. — Во всяком случае, она его туда поставила, рядом с лампой. Сама села в кресло.

— Хорошо. Дальше.

— Флакончик маленький, но духи ей понравились. Она угостила меня шоколадными конфетами из коробки. Конфеты у меня в комнате, внизу.

— Хорошо. Дальше.

— Я… по правде сказать, не знаю, что вас может интересовать. Мы разговаривали. Я нервничала, ходила взад и вперед…

Перед мысленным взором Майлза Хеммонда всплывали недавние картины. Вот он, выпрыгнув из окна библиотеки, идет прогуляться к лесу, вот смотрит в сторону дома, где в освещенном окне второго этажа, на мрачном фоне Грейвуда, мелькает женский силуэт…

— Марион меня спросила, почему я нервничаю, я ответила, что сама не знаю. Говорила почти одна она, рассказывала о своем женихе, о брате, о планах на будущее. Лампа стояла на ночном столике, я уже говорила, а рядом — флакон духов. Когда пробило полночь, она сказала: «Ну, пора…» — и мы пошли спать, я спустилась к себе вниз. Вот и все, что я могу вам сообщить.

— Мисс Хеммонд не была возбуждена или чем-то встревожена?

— О нет!

Доктор Фелл покашлял, засунул потухшую трубку в карман, медленно снял пенсне и, держа его на некотором расстоянии от глаз, стал внимательно разглядывать стекла, хотя в темноте они были почти не видны. Его откашливание и сопение — признак напряженных умственных усилий — становились все громче.

— Вы, конечно, знаете, что мисс Хеммонд едва не скончалась от ужаса?

— Да, это, наверное, было что-то очень страшное.

— Не могли бы вы, мисс, поделиться своим мнением насчет этого невидимого страшилища?

— Боюсь, что нет. Не знаю.

— Тогда не поделитесь ли вы своими соображениями, — продолжал доктор Фелл таким же ровным голосом, — по поводу аналогичного загадочного случая шестилетней давности, связанного со странной гибелью Говарда Брука? — Не дав ей ответить и продолжая сосредоточенно рассматривать свое пенсне, доктор Фелл прибавил, словно бы мимоходом. — Кстати, мисс Сетон, некоторые люди любят писать интересные письма. В них далеким адресатам доверяется то, что никому нельзя рассказать, скажем, в родном городе. Вам не случалось… кхм!.. наблюдать такое? Нет?

Когда доктор Фелл, не получив ответа, заговорил снова, Майлзу Хеммонду показалось, что характер беседы несколько изменился.

— Вы хорошо плаваете, мисс Сетон?

Пауза.

— Довольно хорошо! Но я не отваживаюсь на далекие заплывы. Из-за больного сердца.

— А я позволю себе предположить, мисс, что при необходимости вы отважитесь и на подводное плавание.

По лесу прошел стон и гул от налетевшего ветра, а Майлз уже твердо знал, что атмосфера в холле коренным образом изменилась — по вине Фэй Сетон: она уже не притворялась невозмутимой, она едва сдерживалась, чтобы не выдать страшного волнения. Он ощущал ее неимоверное душевное напряжение, чреватое взрывом, который он недавно видел и слышал на кухне у плиты, напряжение, которое теперь вызвал и усилил доктор Фелл. Фэй — знала. Доктор Фелл — знал. Губы Фэй раздвинулись в немом крике, зубы блеснули в темноте.

В тот момент, когда она отступила на шаг, словно защищаясь от доктора Фелла, дверь спальни Марион распахнулась.

Желтый свет лампы озарил холл. Жорж Антуан Риго в рубашке с засученными рукавами глядел на них почти в отчаянии.

— Вы слышите? — закричал он. — Я не могу так долго поддерживать ее сердце. Где доктор? Почему его нет? Где он застрял?..

Профессор Риго вдруг умолк.

Поверх его плеча, вытянув шею, Майлз увидел через открытую дверь внутренность спальни. Он увидел Марион, свою сестру Марион, лежащую на смятых простынях; револьвер 32-го калибра, не сослуживший службы, валялся на полу у кровати; темные волосы Марион разметались по подушке, руки раскинуты в стороны, правый рукав поднят до локтя — обнажена вена для уколов. Она казалась распятой на кресте.

В этот миг достаточно было одного жеста, чтобы их всех охватил ужас, ужас вековечного дремучего леса по имени Нью-Форест.

Этот непроизвольный жест сделал профессор Риго, взглянув налицо Фэй Сетон; Жорж Антуан Риго, доктор искусств, светский человек, знаток человеческих душ, инстинктивно поднял вверх два сложенных пальца в знак молчаливого заклятия от дурного глаза.

Майлзу Хеммонду приснился сон.

Той ночью в Грейвуде, с субботы на воскресенье, ему снилось, что он сидит в вольтеровском кресле под яркой лампой в холле на первом этаже и выписывает из какой-то большой книги следующий текст: «Согласно народным легендам славянских народов, вурдалак, или вампир, — это оживающий покойник, иными словами, мертвец, который лежит днем в могиле, а с наступлением ночи отправляется на поиски жертвы. В Западной Европе, в частности во Франции, вампиром считается злой дух, который имеет вид обычного человека и живет среди людей, но способен, пребывая в трансе или во сне, покидать свое бренное тело и принимать образ призрачного существа, которое может околдовать или изуродовать человека». Далее текст продолжался на латинском языке.

— Надо перевести, — сказал себе Майлз во сне. — В библиотеке должен быть латинский словарь.

И пошел туда за словарем, заранее зная, кого там встретит.

Занимаясь изучением эпохи Регентства. Майлз потратил уйму времени, чтобы разобраться в характере леди Памелы Хойт, очаровательной красавицы, жившей при королевском дворе сто сорок лет тому назад, которая, не будь она так прекрасна и умна, наверняка вошла бы в историю как чародейка и чернокнижница. Во сне Майлз знал, что непременно увидит ее в библиотеке.

Однако страха он не ощущал. В библиотеке, как и полагалось, всюду грудились пыльные книги, а на одной из высоких книжных стопок сидела Памела Хойт в платье эпохи Регентства — из набивного муслина с узким поясом — и в широкополой соломенной шляпе. Напротив нее, тоже на книгах, сидела Фэй Сетон. Обе выглядели как в жизни, обыкновенные живые женщины. Во всяком случае, Майлз не заметил в них ничего необычного.

— Не могли бы вы мне сказать, нет ли тут у моего дядюшки латинского словаря? — спросил Майлз.

И услышал во сне их безмолвный ответ, если можно так выразиться.

— Хотела бы надеяться, что есть, но не думаю, — любезно заметила леди Памела, а Фэй кивнула на небо:

— Вы можете вознестись и сами его спросить.

За окном сверкнула молния. Майлз вдруг почувствовал, что ему страшно не хочется возноситься и спрашивать дядюшку о латинском словаре. Даже во сне он знал, что дядя Чарлз умер, но не это было причиной его волнения, которое перешло в дикий страх, сжавший сердце. Он не пойдет туда! Ни за что не пойдет! Но кто-то отрывал его от земли, тащил вверх, а Памела Хойт и Фэй Сетон смотрели на него широко раскрытыми глазами и не шевелились, как две восковые фигуры. В ушах звенело и грохотало…