Штамм. Книга 3. Вечная ночь - Чак Хоган

На скамье посреди помещения лежал новый серый комбинезон, а на нем — белые хлопчатобумажные трусики. Нора оделась, и ее провели через карантинную станцию к воротам. Над ними с ржавой железной арки роняла капли дождя надпись «СВОБОДА». Приехал лимузин, за которым следовал еще один. Нора села на заднее сиденье первого, во второй не сел никто.

Прозрачная перегородка из жесткого пластика отделяла шофера от пассажира. Вела женщина лет двадцати с небольшим, одетая в мужской шоферский костюм, с фуражкой на голове. Волосы ниже околыша были сбриты, и Нора решила, что у нее обрита вся голова, а потому девица, вероятно, является обитательницей лагеря. Но в то же время розовая шея и здоровый цвет рук вызывали у Норы сомнения: обычная ли дойная корова сидит за рулем.

Нора снова повернула голову, что она делала все время с того момента, как они выехали из лагеря, — ей не давала покоя задняя машина. Она не была уверена — черный дождь и бьющие в глаза фары мешали разглядеть, — но что-то в осанке шофера говорило: за рулем этой машины сидит вампир. Возможно, это автомобиль сопровождения на тот случай, если она попытается бежать. На задних дверях машины, в которой ехала она, не было ни подлокотников, ни внутренних панелей управления — ни дверь открыть, ни опустить стекло она не могла.

Нора ожидала, что поездка будет долгой, но они отъехали всего на три-четыре километра от лагеря, и лимузин свернул в открытые ворота на подъездную дорожку. Из туманистой мглы в конце длинной петляющей дорожки проступал дом — крупнее и величественнее, чем большинство из виденных ею в жизни. Он возник в дымке нью-йоркского пригорода, словно европейский особняк, почти каждое его окно светилось приветливым желтым сиянием, словно приглашая на вечеринку.

Машина остановилась. Водитель осталась за рулем, а из дверей особняка появился дворецкий с двумя зонтиками. Один из них, открытый, он держал над головой. Он распахнул дверцу и прикрыл Нору от грязного дождя, когда она вышла из машины и пошла вместе с ним вверх по скользким мраморным ступеням. В доме он избавился от зонтов, снял с вешалки белое полотенце и опустился на колено, чтобы отереть ее грязные ноги.

— Сюда, доктор Мартинес, — пригласил он.

Нора пошла за ним по широкому коридору, почти неслышно ступая босиком по холодному полу. Ярко освещенные комнаты, в полу вентиляционные решетки, через которые поступал теплый воздух, приятный запах очищающей жидкости. Все было так цивилизованно, так по-человечески. Иными словами, как во сне. Этот особняк и кровезаборный лагерь различались, словно свет и тьма.

Дворецкий распахнул двустворчатые двери, и Нора увидела шикарную столовую с длинным столом, накрытым с одной стороны всего на две персоны. Тарелки с золоченым ободком, волнистыми кромками и маленьким гербом в середине, хрустальные бокалы, столовые приборы, правда из нержавеющей стали, а не из серебра. Последнее явно было единственной во всем особняке уступкой реальности нынешнего мира, в котором заправляли вампиры. На медном подносе по диагонали между двумя накрытыми местами стояли ваза с великолепными сливами, фарфоровая корзиночка с различным печеньем, две тарелки с шоколадными трюфелями и другие сласти. Норе отчаянно захотелось слив, и она потянулась было к вазе, но вовремя остановилась — вспомнила воду в лагере с подмешанным наркотиком. Необходимо было противиться искушению и, невзирая на голод, делать правильный выбор.

Она не села — осталась стоять босиком. Откуда-то из дома доносилась тихая музыка. В противоположной стене комнаты была еще одна дверь, и девушка подумала, не попытаться ли ее открыть. Однако ее не покидало ощущение, что за ней наблюдают. Она поискала взглядом камеры, но не нашла.

Дверь открылась. Вошел Барнс в своей парадной белоснежной адмиральской форме. Его кожа (розоватая вокруг бородки а-ля Ван Дейк) отливала здоровым цветом. Нора почти забыла, как выглядят здоровые, хорошо питающиеся человеческие существа.

— Так-так, — сказал он, направляясь к ней вдоль стола; на манер аристократов одну руку он держал в кармане. — Обстановка тут гораздо более благоприятная для возобновления знакомства. Жизнь в лагере ужасна. Этот дом — мое убежище. — Он повел рукой, обозначая столовую и весь особняк. — Конечно, для меня он великоват. Но когда занимаешь столь высокое положение, все блюда в меню стоят одинаково, так зачем же ограничивать себя, если можно получать самое лучшее? Насколько мне известно, когда-то этот дом принадлежал одному порнографу. Он купил его на грязные деньги. Так что я чувствую себя здесь очень неплохо.

Барнс подошел к ее концу стола, улыбнулся — уголки его рта потащили вверх аккуратные клинышки заостренной бородки.

— Вы не ели? — спросил он, глядя на поднос с едой.

Мужчина, с гордостью посмотрев на печенье в сахарной глазури, потянулся к вазочке.

— Мне показалось, вы голодны. Печенье пекут для меня на заказ каждый день. Одна пекарня в Куинсе. Только для меня. В детстве я мечтал об этом, но не мог себе позволить… Зато теперь…

Барнс откусил печенье, сел во главе стола, развернул салфетку, разгладил ее на коленях.

Поняв, что в еду ничего не подмешано, Нора схватила сливу и быстро расправилась с ней. Она взяла салфетку, отерла подбородок от сока, потом потянулась за добавкой.

— Вы ублюдок, — сказала она с набитым ртом.

Барнс смущенно улыбнулся — он ожидал лучшего отношения.

— Ух ты… Нора… давайте прямо к делу… Не ублюдок, а реалист — так будет точнее. Вам больше нравится «соглашатель»? Это я могу принять. Возможно. Но мы живем в новом мире. Те, кто принимает этот факт и подстраивается под него, живут лучше остальных.

— Как благородно. Симпатизировать этим… этим чудовищам.

— Напротив. Я вам могу сказать, что начисто лишен симпатии.

— Тогда — мародер.

Он обдумал это, играя в вежливый разговор, доел печенье, облизал кончики пальцев.

— Может быть.

— А как насчет «предатель»? Или… «сукин сын»?

Барнс хлопнул ладонью по столу.

— Хватит! — Он отмахнулся от этих слов, как от надоедливой мухи. — Вы цепляетесь за это лицемерие, потому что ничего другого у вас не осталось! Но посмотрите на меня! Посмотрите на все, что у меня есть…

Нора не сводила с него глаз.

— Всех вождей они убили в первые недели. Людей, формирующих общественное мнение, людей, наделенных властью. Расчистили площадку для таких, как вы, позволили вам всплыть на поверхность. Но вряд ли вам приносит удовлетворение слава того, что всплывает в грязи.

Барнс улыбнулся, делая вид, что ее мнение о нем не имеет значения.

— Я веду себя культурно. Пытаюсь помочь вам. Так что сидите… Ешьте… Общайтесь.

Нора отодвинула свой стул от стола, чтобы оказаться подальше от Барнса.

— Позвольте поухаживать за вами.

Столовым ножом Барнс намазал для нее круассан маслом и малиновым джемом.