Всегда говори "Всегда" - Татьяна Устинова

– Я? Стаса? Куда я его подвела?

– Да ты хоть со мной-то не кривляйся! Чума болотная! Ты че,думаешь, я не знаю, что он из-за твоих делов чуть под суд не пошел! Ну чегоглаза-то вылупила? Кто ему все бумаги понапутал?! Кто все документы попортил?!Не ты?! Детей ей покажите! А фигу не хочешь?!

И Светлана Петровна, сложив кукиш, сунула его Ольге в нос.

– Вот тебе дети! А ну марш отседова! Не доводи до греха!

Ольга стояла как пришибленная. Светлана Петровнаудовлетворенно усмехнулась, смерила ее презрительным взглядом. Что, милая,поджала хвост? Думала, Стас матери ничего не расскажет про твои художества?

Однако невестка все не унималась. Вот ведь человек!

– Светлана Петровна, вы ошибаетесь. Ничего я не путала и непортила. Я все… взяла на себя, чтобы он остался на свободе. Я хочу увидеть Мишуи Машу.

Светлана Петровна уперла руки в боки:

– Ах ты, какое душевное благородство! На себя взяла! Знаеммы, как ты взяла! Да если б Стасик не спохватился, ты бы его в тюрьму упекла,зараза! Он-то к тебе всей душой столько лет, а ты… избавиться от него хотела!Проваливай отсюдова, нечего тебе тут делать!

Светлана Петровна дернула Бурана за ошейник, и тот зашелсялаем. Ольга попятилась, но совсем не ушла.

– Отдайте мне детей. Отдайте, Светлана Петровна!

– Да я тебя в милицию отдам! – Светлана Петровна терялатерпение. – Зэчка проклятая! Напакостила, и убирайся отсюда! Это мои внуки, ане твои дети! Зиночка их вырастит, людьми сделает! Нам такая мать не нужна!

Григорий Матвеевич взял Ольгу за рукав:

– Оленька, голубушка, идемте отсюда… Ну вы же видите, ничегоне получится… Пойдемте, мы с вами все обсудим и что-нибудь придумаем. Вы сейчасслабенькая совсем… Не нужно… Едемте домой…

– Во-во, ехай-ехай! – поддержала Григория МатвеевичаСветлана Петровна. – Послушай старого человека. Хоть и юродивый, а делоговорит!

Стукнула дверь, изнутри послышалось бормотание телевизора,какая-то развеселая мультяшная музыка, и звонкий голос крикнул:

– Баб! Ну ты где?!

– Здесь, Мишенька, здесь, мой хороший, иду уже, бегу, –мгновенно отозвалась Светлана Петровна.

Ольга рванулась во двор:

– Мишка! Мишка!

Поздно. Дверь закрылась. Светлана Петровна ухватила Ольгу загрудки, зашипела в лицо, оглядываясь на окна:

– Уходи, проклятая! А еще явишься, милицию вызову, чтоб тебяобратно, надолго чтоб…

Вытолкала Ольгу со двора, в руки Григорию Матвеевичу, захлопнулакалитку. Ольга услышала, как лязгнули запоры.

…Маня прихлебывала чай из блюдечка – ну вылитый Стасик. Онкогда маленький был, тоже вот так вот из блюдца чай дул.

– Баб, а ты на кого кричала?

Маня подняла от блюдца раскрасневшуюся мордаху.

– Да попрошайки к нам повадились, – Светлана Петровнамахнула рукой – мол, ничего особенного.

– Мы с Бураном их прогнали. Эх… Развелось бомжей кругом!..

– Кто такой… божей? Зверь такой? – Машка явнозаинтересовалась неведомым зверем.

– Это не зверь, кошечка моя. Бомжи – это всякие нехорошиелюди, вроде вашей мамы. – Светлана Петровна погладила Машку по голове,придвинула блюдо с пирожками. – Ты кушай, кушай.

– Наша мама – не бомжи, она хорошая и скоро приедет! – подалголос Мишка. Светлана Петровна ругнулась про себя – сболтнула лишнего, теперьобъясняйся… Но уж, видно, ничего не поделаешь.

– Маму вашу в тюрьму посадили, потому что она воровка. Онатеперь в тюрьме и не приедет. Теперь у вас мама – Зина.

Мишка насупился, вылез из-за стола, ушел в свою комнату.Снова будет дуться. Эх, грехи наши тяжкие, и за что бедным детям такоеиспытание?

– Толь! Ну пойди ты с ним поговори! – Светлана Петровнаверила, что муж может объяснить кому и что угодно. – Ну сил моих больше нет! Онведь теперь со мной разговаривать не будет и кушать не станет мне назло, потомучто я про его мамочку драгоценную плохо сказала!

– Ты, мать, не волнуйся. Утрясется все. – Анатолий Ивановичснова взялся за газету. – Мишке – ему время нужно, чтобы привыкнуть. Погодичуток.

Машка нахмурилась, явно что-то соображая, потом спросила:

– Ба, а всех плохих в тюрьму сажают?

– Всех, рыбонька моя, всех!

– Тогда Сережку Кузнецова тоже надо в тюрьму посадить, –сообщила Машка. – Он плюется и девочек обижает.

– Посадят, рыбонька моя, обязательно посадят. Вот вырастет –и посадят, если не отучится плеваться!

– Хорошо, – Машка удовлетворенно кивнула. Ей очень хотелосьизбавиться от Сережки. – Ба! А когда мама вернется?

Светлана Петровна беспомощно опустилась на стул, посмотрелана мужа, ища поддержки. Но Анатолий Иванович сделал вид, что ничего не слышал.Сидел, загородившись газетой.

Поездка на дачу даром не прошла. У Ольги таки случилосьвоспаление легких, и несколько дней Григорий Матвеевич всерьез боялся, что онане выкарабкается. Снова пришлось вызывать «Скорую». На сей раз приехала среднихлет угрюмая врачиха, не разуваясь и не помыв рук, прошла к больной. Глянула натермометр, послушала легкие, сообщила, что у Ольги, по всей видимости, двусторонняяпневмония, но в больницу везти отказалась.

– Помилуйте, ведь вы видите, в каком она состоянии! –увещевал Григорий Матвеевич. – Вы же врач, вы, позволю себе заметить, клятвуГиппократа давали!

Но врачиха объяснила, что Гиппократ Гиппократом, а без полисав больницу нельзя. Может, во времена Гиппократа и можно было, тогда ни у когополисов не было, но сейчас-то – другое дело, в цивилизованном мире живем,гражданин, все должно быть по закону. Есть полис – есть медобслуживание, нетполиса – нет медобслуживания, вот так, и никак иначе.

Всех документов у Ольги была справка об освобождении, иврачиха, переписав данные, посоветовала Григорию Матвеевичу:

– Вы ее, если оклемается, отправьте на туберкулезпровериться и на венерические, а то наплачетесь потом…

Три недели Григорий Матвеевич тащил Ольгу с того светапрактически за уши, колол антибиотики, купил у соседа-охотника пол-литровуюбанку дико вонючего, но исключительно полезного медвежьего жира и этим жиромОльгу растирал, укутывал одеялом, вливал в рот горячее молоко – все с тем жемедвежьим жиром… Заваривал в кастрюльке шалфей для ингаляций, заставлял дышать.Вскакивал по ночам, когда Ольга снова начинала бредить, давал жаропонижающее,поил, успокаивал, смачивал лоб и ладони водкой, чтобы сбить температуру… Иболезнь потихоньку стала отступать.