Гунны - Андрей Заозерский

у кого? Хотя… ты пока что не веришь. Как когда-то и я… как когда-то и я.

Повторив последнюю фразу, девушка осунулась, словно споткнулась или, лучше сказать, невероятно устала от какой-то непосильно тяжелой ноши. Такой вдруг стала беззащитной, маленькой…

Аркадий украдкой сжал девушке руку: жалко стало. И еще очень хотелось защитить возлюбленную. От всех. От всего.

Умывшись в поставленной в шатре кадке, Иванов с любопытством осмотрел внутреннее убранство. Постель – нечто вроде тахты или топчана из досок, покрытых кошмою и волчьей шкурой, устеленный ковром пол. Ворсистый, с затейливым орнаментом ковер производил впечатление весьма недешевого, что вызвало у гостя недоумение: он сам не стал бы использовать в игрищах столь дорогие вещи.

На кольях, поддерживающих полог шатра, висел круглый щит, обтянутый кожей, с большим умбоном и железными бляшками. Лук, колчан со стрелами и меч в красных деревянных ножнах. Напротив ложа – низенький стол с деревянной посудой: плошками, мисками, кружками. Очага никакого не было, зато имелась жаровня и рядом с ней – небольшой керамический кувшинчик, судя по запаху, для чего-то пряного. Все довольно чисто, уютненько.

Усевшись на ложе, Аркадий погладил шкуру и задумался. Вот опять же – ни розеток, ни гаджетов. Хотя какие, к черту, розетки в походном шатре? Да и насчет всего остального антураж соблюден полностью.

Снаружи послышались легкие шаги.

– Тук-тук-тук! – пропел веселый девичий голос. – Можно войти?

– Заходи!

Поднявшись на ноги, Иванов радушно откинул полог, приглашая гостью. Давненько ведь не видались – часа полтора-два.

– Я не одна, – войдя, предупредила девушка. – Еще Адальберт, служка. Принес тебе подарки. Адальберт, заходи!

Эльвира нынче была одета совсем по-другому. Длинное приталенное платье, тепло-коричневое, с вышивкой, поверх платья – джинсовый сарафан… хотя, нет, не джинсовый – просто плотная синяя ткань. И овальные застежки на лямках – фибулы. На ногах – все те же башмачки-мокасины из мягкой кожи, без каблуков, стягивающиеся на лодыжках шнурками. Пышные жемчужно-платиновые волосы девушки стягивал кожаный ремешок, на шее сверкало серебристое ожерелье, и впрямь очень похожее на старинное серебряное.

– Ух ты! А тебе идет!

– Я знаю.

Переводчица повернулась к выходу и снова позвала какого-то Адальберта – служку. Вошел растрепанный мальчишка лет двенадцати, худенький, с копною светлых волос, веснушками, улыбчивый и задорно-курносый. Аккуратно поставив на пол принесенный с собою мешок, вежливо поклонился, поздоровался и во весь рот улыбнулся. Веселый! Да тут все были веселыми. Бражку, что ли, постоянно пили?

Пацан как пацан. Да и одет без особого выпендрежа – бедненько. Кожаная безрукавка, куцый, выгоревший на солнце плащ, какая-то шкура на бедрах, голые коленки. На ногах – башмаки, примотанные ремнями, на поясе – ложка и нож в узких сафьяновых ножнах.

– А теперь – подарки!

Хлопнув в ладоши, Эльвира что-то сказала парнишке. Тот снова поклонился и, развязав мешок, принялся выкладывать принесенные вещи на ложе. Иванов смотрел с любопытством. Никогда еще незнакомые люди не дарили ему подарков! Никогда.

Светлая, надевающаяся через голову футболка, точнее сказать, туника, между прочим, льняная и некрашеная. Просто ткань выбелили на солнце да и оставили как есть. Экологично и просто. Коричневые штаны – обычные, спортивные, узкие – завязывались на веревку и имели немного странноватый фасон, но тут уж все ясно – под старину. Еще одна туника – верхняя – длинная, шерстяная, приятного темно-голубого цвета, такого же, как и сарафан на Эльвире. Башмаки – такие же, как и у всех прочих.

Кожаный пояс с бронзовыми бляшками с изображением каких-то зверей и птиц, нож в ножнах, деревянная ложка на кожаном ремешке и на таком же ремешке – костяной гребень. Понятно, чтобы привешивать к поясу. Карманы в изображаемые реконструкторами времена еще не изобрели, приходилось все носить на поясе да в котомках. Ну или в поясной сумочке – вот как эта. Кожаная, красивая… Да, еще плащ! Желтый с красною вышивкой.

– Это мне насовсем или как? – рассматривая пояс, восхищенно поцокал языком Аркадий. – Вот это, я понимаю, вещь! Ясно, на время…

– Нет, сказано же – подарки! – фыркнула девушка. – Ну что ж ты такой Фома-то неверующий, а?

– Говорил же, опером когда-то работал. Теперь вот отпечаток на всю жизнь.

– Да ну тебя! Одевайся давай. Примеряй! Скоро пир уже.

– Что ж… Раз уж, говоришь, подарки…

Пожав плечами, молодой человек посмотрел на мальчишку.

– Ты б шел себе, парень. Подарки принес – спасибо. А дальше уж мы как-нибудь сами.

– А вот и нет! – снова хлопнув в ладоши, громко расхохоталась Эля. – Адальберт теперь твой слуга. Постоянно при тебе будет.

– Че-го?! – Иванов хотел было выругаться матом, да постеснялся: все ж полицию-то он бросил давно, уж лет пять тому как, и с тех пор немного очеловечился.

– Слуга, слуга! – Девушка развеселилась и показала язык. Видать, относительное спокойствие и безопасность, которые наконец ощутили беглецы, подействовали на красотку-переводчицу таким вот образом. – А ты как думал? Мне тоже служанку пожаловали. Даже двух! Знатному человеку никак нельзя без слуги. Знатный человек без слуги – все равно что министр без портфеля. Так что мы с тобой теперь эксплуататоры. Оба!

Иванов озадаченно наморщил лоб:

– Так это он что же, теперь всегда при мне? А родители его как? Согласны?

– Родители только рады, – со смехом заверила девушка. – Еще бы, прислуживать знатному гостю! Почет и уважение. И хорошее начало карьеры.

– Да-а… я б на месте родителей… Это что же, мы с тобой теперь под присмотром будем?

– А вот это именно так, – неожиданно стала серьезной Эльвира. – Точно, под присмотром. Слуги будут докладывать хевдингу о каждом нашем шаге. Ничего не поделаешь, нужно соблюдать осторожность. А вот по-русски мы можем говорить что угодно! Его тут никто не поймет.

– Так уж и никто?

– Говорю же! Ну ладно, одевайся, примеряй… Я уже велела прислуге нагреть воды: помою голову перед пиром… Тьфу! – передернула плечами девушка. – Вот ведь чушь какая! Я комсомолка, советский офицер – и велела прислуге. Кому рассказать, засмеют. Да ладно засмеют – всю жизнь презирать будут. Тебя, наверное, тоже. Ну ладно, пока.

– До вечера!

Проводив переводчицу, Иванов уселся на ложе и, уперев руки в колени, недобро взглянул на мальчишку.

– Ну, подь сюда! Адальберт, говоришь? Ну-ну. Надеюсь, хоть ты по-английски понимаешь. Спик инглиш? Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе? Э… итальяно? Эспаньоль? Алабанский?

Парнишка лишь непонимающе хлопал глазами.

– Однако плохи дела, парень… – Закинув ногу на ногу, Аркадий задумчиво посмотрел на висящий на столбе щит. – Как же мы с тобой разговаривать-то будем? Я по-венгерски, кроме «сиа», ни бельмеса, а ты по-русски не говоришь, да? Хотя